v.temkina@yandex.ru
Виктория Большакова
Подборка стихотворений
От автора: "Родилась и выросла на левом берегу Волги, в небольшом пригороде Нижнего Новгорода. Журналист по образованию, сотрудник пресс-службы научного института по профессии, мечтатель по состоянию души. Большой фанат науки и макрофотографий.
Пишет стихи и фантастическую прозу. Участник нижегородских литературных вечеров и конкурсов, организатор Чемпионата поэзии им. В. Маяковского в Нижнем Новгороде в 2019-2021 гг. "
Пишет стихи и фантастическую прозу. Участник нижегородских литературных вечеров и конкурсов, организатор Чемпионата поэзии им. В. Маяковского в Нижнем Новгороде в 2019-2021 гг. "
***
Офелия выбегает на берег и падает прямо в реку, говорит: «Унеси меня». А вода в ответ убаюкивает: «Не бойся, прими позу мёртвого человека, и плыви, растворись во мне,
расслабь колени, запястья, скулы, мышцы мозга – пожалуйста, ни о чем не думай и плыви по течению, слушай уставшее тело,
как стекают цепочки недружественных энергий, исчезают из памяти ссоры, убийства, беды...
Ты плыви, а я вытащу всё, что тебе чужое. Закрывай глаза, но не спи, говорят, сон рождает чудовищ».
И Офелия поддаётся, закрывает глаза на недолгую сотню лет. У неё потерялась опора, каркас, скелет – над любимым сгустились тучи и смерть рассмеялась в лицо. Ну а если не будет Гамлета, то и Офелии – нет. Ведь теперь в ней все видят не личность, а только его ребро.
Судьба не дает ей выбора, и всё же решенье – за ней: попытаться найти опору не в нём, а в самой себе, даже сердцу упрямому, глупому вопреки.
Она просит реку отчаянно: «Позволь мне, пожалуйста, затеряться».
Сквозь века откликаются Днепр, Евфрат и местный рукав Оки, волны нежно прошепчут: «Счастливого вам пути», и река проглотит её с головой. С головой и до кончиков пальцев.
***
Все еще рано,
как будто четыре утра в июле:
солнце сквозь облака румянцем застенчивым светится,
ветви деревьев сыплют росой и звёздами,
вдаль по воде убегает ночная дорожка лунная, птицы вот-вот приоткроют глаза свои сонные...
А в голове моей зреют слова, что произносят вечером.
Вечером, когда крепнет вино, объятия и уверенность.
Вечером, когда все и так уж понятно, но хочется удостовериться. Главное – лишь бы успеть их сказать до глубокой ночи, пока солнце не вспыхнет в последний раз умирающим фениксом и не погаснет в вечности одиночества, так и оставшись догадками между строчек.
Я тебя очень.. молчу.. не спугнуть бы. Поверишь ли?
Вокруг тишина безмятежного утра летнего, и ты улыбаешься юностью искренней, десятилетнего мальчишки из сотен историй про разные полуисследования.
А я не могу молчать, ведь внутри стихийное бедствие. Мне впору кричать и просить кого-то о помощи, но мой капитан просыпается утром медленнее и не успеет мне бросить спасательный круг на верёвочке. Слова затопили меня от макушки до самых кончиков, любая неосторожность и вот они, прямо в воздухе,
стирают понятия о временном течении.
Пять сорок утра на твоей руке, а я превращаю их в вечер
с надеждой на то, что они не обрушатся полночью беззвездной и тягостной с острым лезвием месяца.
Я с каждым днём всё сильнее в тебя...
Поверишь ли?
***
В середине недели Вергилий внезапно бросает: Данте, не хочешь ли прогуляться по аду, спуститься до озера по всем девяти кругам? У Данте горят квартальные, митинги, голова, он пожимает плечами, и вот они входят в Лимб.
А здесь будто в офисе – миллионы уставших, бога отвергнувших душ, бесконечно бродят в тумане в поисках кофе, сочувствия, выхода в сквер. Половина из них почему-то Вергилия узнают и обходят его по касательной, но Данте до них дела нет. Ну скажите, кто будет внимать чужим страданиям? Не до них, когда сознание разрывается, будто бы почта на выходных! Он проходит сквозь грешников, словно призрак, не видя ни слез, ни лиц, они для него – будто книга еще неоткрытых страниц: захочет – отложит в сторону, выйдет наружу, стряхнет кошмар. Он здесь на выставке, на обозрении, на экскурсии – он здесь почти чужак.
Хотя все зависит от выбора, что он совершает утром…
Вергилий проводит его по окрестностям, щелям и рвам, скрывает от ветра, спасает от Цербера, отводит рукой пожар, рассказывает об алхимиках, чернокнижниках, еретиках – такая вот познавательно-развлекательная у них прогулка.
А в глубине воронки сияет безжизненно озеро изо льда, торчит из воды одна, вторая, третья зубастая голова, а в пасти корчится по изменнику, свершившему в мире немало зла.
А ты, Данте, много хорошего сделал ли, спокойно ли ночью спится?
Но Данте не помнит ни доброго слова, ни дела, а только свой чертов отчет, ему вдруг становится страшно, будто Вергилий сейчас уйдет, а из озера вынырнет пасть четвертая с зубами на пересчет, и королевство ада пополнится новым принцем.
Но Вергилий берет его за руку и снова ведет к тропе, говорит, я тебя не хотел обидеть, но все же раскрой глаза, ведь сюда попадают не только грешники, но и те, кто не мыслил зла, просто и добрых дел за их душами тоже нет. Потому их Вселенная и посылает сюда – не дает безразличным людям переродиться.
Данте вновь просыпается с криками – до будильника три часа. И рука его почему-то тянется перекреститься.
***
Серая кошка приходит утром и трётся настойчиво о плечо. Серая кошка, ещё две минутки, дай мне поспать хоть немного ещё. Но кот опрокидывает солнце с востока в стекло моего окна. Видимо, все же вставать мне придется на радость мохнатого существа.
Семь тридцать пять – два полцарства за кофе, три – за возможность вернуться в постель. Но кот будто держит меня на контроле и провожает на кухню к плите. Недалеко и заветная плошка... План хитроумный разоблачен. Завтрак окончен, и серая кошка сыто уснула на пару часов.
Снится ей полдень: рабочий и спешный, хлопают двери, звонит телефон, спорит начальник в своем кабинете, вызвав команду к себе на ковер. Вот и обед (как же хочется кофе), поговорить пять минут ни о чем, снова сгорают последние сроки, принтер зажевывает отчёт....
«Странный кошмар», – так сказала бы кошка, – «будто вернулась в четвертую жизнь». День отгорает уже понемножку, пару часов ещё продержись. Офис сворачивается суматошный, в окна струится чернил синева, тихо к Луне подбирается кошка с звёздным характером взрослого Льва.
Вот и метро протянуло хвост длинный, вьётся в окне проводов переплёт. Люди стремятся в скорлупки-квартиры, веря, надеясь, что их кто-то ждет. Мягкими лапами полночь вбегает, щуря радужки звёзд на восток. Спит человек, рядом с ним, охраняя, серая кошка ложится под бок...
Офелия выбегает на берег и падает прямо в реку, говорит: «Унеси меня». А вода в ответ убаюкивает: «Не бойся, прими позу мёртвого человека, и плыви, растворись во мне,
расслабь колени, запястья, скулы, мышцы мозга – пожалуйста, ни о чем не думай и плыви по течению, слушай уставшее тело,
как стекают цепочки недружественных энергий, исчезают из памяти ссоры, убийства, беды...
Ты плыви, а я вытащу всё, что тебе чужое. Закрывай глаза, но не спи, говорят, сон рождает чудовищ».
И Офелия поддаётся, закрывает глаза на недолгую сотню лет. У неё потерялась опора, каркас, скелет – над любимым сгустились тучи и смерть рассмеялась в лицо. Ну а если не будет Гамлета, то и Офелии – нет. Ведь теперь в ней все видят не личность, а только его ребро.
Судьба не дает ей выбора, и всё же решенье – за ней: попытаться найти опору не в нём, а в самой себе, даже сердцу упрямому, глупому вопреки.
Она просит реку отчаянно: «Позволь мне, пожалуйста, затеряться».
Сквозь века откликаются Днепр, Евфрат и местный рукав Оки, волны нежно прошепчут: «Счастливого вам пути», и река проглотит её с головой. С головой и до кончиков пальцев.
***
Все еще рано,
как будто четыре утра в июле:
солнце сквозь облака румянцем застенчивым светится,
ветви деревьев сыплют росой и звёздами,
вдаль по воде убегает ночная дорожка лунная, птицы вот-вот приоткроют глаза свои сонные...
А в голове моей зреют слова, что произносят вечером.
Вечером, когда крепнет вино, объятия и уверенность.
Вечером, когда все и так уж понятно, но хочется удостовериться. Главное – лишь бы успеть их сказать до глубокой ночи, пока солнце не вспыхнет в последний раз умирающим фениксом и не погаснет в вечности одиночества, так и оставшись догадками между строчек.
Я тебя очень.. молчу.. не спугнуть бы. Поверишь ли?
Вокруг тишина безмятежного утра летнего, и ты улыбаешься юностью искренней, десятилетнего мальчишки из сотен историй про разные полуисследования.
А я не могу молчать, ведь внутри стихийное бедствие. Мне впору кричать и просить кого-то о помощи, но мой капитан просыпается утром медленнее и не успеет мне бросить спасательный круг на верёвочке. Слова затопили меня от макушки до самых кончиков, любая неосторожность и вот они, прямо в воздухе,
стирают понятия о временном течении.
Пять сорок утра на твоей руке, а я превращаю их в вечер
с надеждой на то, что они не обрушатся полночью беззвездной и тягостной с острым лезвием месяца.
Я с каждым днём всё сильнее в тебя...
Поверишь ли?
***
В середине недели Вергилий внезапно бросает: Данте, не хочешь ли прогуляться по аду, спуститься до озера по всем девяти кругам? У Данте горят квартальные, митинги, голова, он пожимает плечами, и вот они входят в Лимб.
А здесь будто в офисе – миллионы уставших, бога отвергнувших душ, бесконечно бродят в тумане в поисках кофе, сочувствия, выхода в сквер. Половина из них почему-то Вергилия узнают и обходят его по касательной, но Данте до них дела нет. Ну скажите, кто будет внимать чужим страданиям? Не до них, когда сознание разрывается, будто бы почта на выходных! Он проходит сквозь грешников, словно призрак, не видя ни слез, ни лиц, они для него – будто книга еще неоткрытых страниц: захочет – отложит в сторону, выйдет наружу, стряхнет кошмар. Он здесь на выставке, на обозрении, на экскурсии – он здесь почти чужак.
Хотя все зависит от выбора, что он совершает утром…
Вергилий проводит его по окрестностям, щелям и рвам, скрывает от ветра, спасает от Цербера, отводит рукой пожар, рассказывает об алхимиках, чернокнижниках, еретиках – такая вот познавательно-развлекательная у них прогулка.
А в глубине воронки сияет безжизненно озеро изо льда, торчит из воды одна, вторая, третья зубастая голова, а в пасти корчится по изменнику, свершившему в мире немало зла.
А ты, Данте, много хорошего сделал ли, спокойно ли ночью спится?
Но Данте не помнит ни доброго слова, ни дела, а только свой чертов отчет, ему вдруг становится страшно, будто Вергилий сейчас уйдет, а из озера вынырнет пасть четвертая с зубами на пересчет, и королевство ада пополнится новым принцем.
Но Вергилий берет его за руку и снова ведет к тропе, говорит, я тебя не хотел обидеть, но все же раскрой глаза, ведь сюда попадают не только грешники, но и те, кто не мыслил зла, просто и добрых дел за их душами тоже нет. Потому их Вселенная и посылает сюда – не дает безразличным людям переродиться.
Данте вновь просыпается с криками – до будильника три часа. И рука его почему-то тянется перекреститься.
***
Серая кошка приходит утром и трётся настойчиво о плечо. Серая кошка, ещё две минутки, дай мне поспать хоть немного ещё. Но кот опрокидывает солнце с востока в стекло моего окна. Видимо, все же вставать мне придется на радость мохнатого существа.
Семь тридцать пять – два полцарства за кофе, три – за возможность вернуться в постель. Но кот будто держит меня на контроле и провожает на кухню к плите. Недалеко и заветная плошка... План хитроумный разоблачен. Завтрак окончен, и серая кошка сыто уснула на пару часов.
Снится ей полдень: рабочий и спешный, хлопают двери, звонит телефон, спорит начальник в своем кабинете, вызвав команду к себе на ковер. Вот и обед (как же хочется кофе), поговорить пять минут ни о чем, снова сгорают последние сроки, принтер зажевывает отчёт....
«Странный кошмар», – так сказала бы кошка, – «будто вернулась в четвертую жизнь». День отгорает уже понемножку, пару часов ещё продержись. Офис сворачивается суматошный, в окна струится чернил синева, тихо к Луне подбирается кошка с звёздным характером взрослого Льва.
Вот и метро протянуло хвост длинный, вьётся в окне проводов переплёт. Люди стремятся в скорлупки-квартиры, веря, надеясь, что их кто-то ждет. Мягкими лапами полночь вбегает, щуря радужки звёзд на восток. Спит человек, рядом с ним, охраняя, серая кошка ложится под бок...