v.temkina@yandex.ru
Марина Дадыченко
пьеса "Сирота-земля"
Живет в Тюмени. Драматург, сценарист, художница, концепт-мейкер.
Выпускница Института Кино и Телевидения (Санкт-Петербург), магистр программы «Проектирование спектакля» Института сценических искусств (Санкт-Петербург). Вошла в шорт-лист Любимовки 2017 с пьесой "Карась", в дальнейшем ее пьесы неоднократно входили в лонг- и шорт-листы различных престижных конкурсов.
*Пьеса была создана в 2021 году, в рамках театрального фестиваля «Культурный Выборг. Адаптация» по заказу «Театра на Литейном», для драматургической лаборатории «Прошлое/Настоящее/Будущее Выборга
Выпускница Института Кино и Телевидения (Санкт-Петербург), магистр программы «Проектирование спектакля» Института сценических искусств (Санкт-Петербург). Вошла в шорт-лист Любимовки 2017 с пьесой "Карась", в дальнейшем ее пьесы неоднократно входили в лонг- и шорт-листы различных престижных конкурсов.
*Пьеса была создана в 2021 году, в рамках театрального фестиваля «Культурный Выборг. Адаптация» по заказу «Театра на Литейном», для драматургической лаборатории «Прошлое/Настоящее/Будущее Выборга
Действующие лица:
Тома, 17 лет,
Анна, 38 лет
Георгий, 39 лет
Саша, 17 лет
Устинья, 45 лет
Зоя, 12 лет
Одноклассники, Милиционер, Контролер, Зритель
Тома, Анна, Георгий – ленинградцы, Саша, Устинья, Зоя – из вологодских крестьян
0.
Тома. Когда мне тяжело, я иду гулять вдоль залива. Вода напоминает мне, что люди, как и волны, приходят и уходят. В конце концов, остается только земля.
1.
Куллерво 39, квартира 5, кухня.
Это шестикомнатная квартира. Пока что обитаема кухня и одна комната, разложена постель, стоит финская электрическая и наша керосиновая лампа, есть скромная библиотечка из нескольких книг. В других – разные наборы мебели, изразцовая печь, занавески, шкафы.
Георгий, в военной форме, 39 лет, входит в квартиру. В руках у него чемоданы.
Георгий. Я думал постарею, пока вы доедете.
Анна. Брось в коридоре.
В квартиру входят Анна, 38 лет, и Тома, 17 лет.
Георгий. Устали?
Анна. Ничего. Долго только ехали.
Тома. Привет, пап.
Тома тихо проходит по квартире, заглядывая в каждую комнату.
Анна. Еще подселят кого-нибудь?
Георгий. Пока это наше. Тома?
Тома не отвечает.
Георгий. Что с ней?
Анна. Оставь, придет.
Они проходят на кухню, Георгий проверяет самовар.
Георгий. Школу почти отстроили. Завтра документы занесу.
Анна. А Томе?
Георгий. Будет.
Анна. Я договорилась, она потом у тети Лиды поживет. У нее комната на Петроградке.
Георгий. Аня, успеется.
Тома возвращается.
Георгий. Что нашла?
Тома. Да так, хлам всякий. Кто тут жил?
Георгий. Может, банкир. Были документы в одной комнате, но я не все слова понимаю. Счета какие-то.
Анна. И что, он тут один жил?
Георгий. Не, ну игрушки тоже были, тряпье какое-то. Но я их отдал.
Анна. Шесть комнат…
Георгий. Да.
Тома. Балы танцевать будем.
Георгий. Может, и будем. Почему не потанцевать. Садись, чаю попьём.
Тома. Я пойду в свою комнату.
Анна. Тома!
Георгий. Пусть её. Завтра экскурсия, пусть отдохнет.
Первое письмо Коле
Тома. Дорогой Эн. Я скучаю. Нет. Не так. Дорогой… да какой он дорогой, еще подумает о себе... Коля, как дела? Мы доехали. Ехали вечность! Вроде недалеко, но дорога… ужасная. Какие-то люди, остановки. Болото и камни. Дождь везде, грязища. Мать ругается, как будто я не рада отца видеть. Я рада. Но лучше бы он к нам приехал, а не наоборот.
Сам город… как сказать. Вокзал просторный, много света. Архитектура не наша, но на уровне. А в городе… Дома обгорелые, многие без окон, с дырками. Пахнет как будто гарью. Трамвай не ходит. Говорят, что где-то в развалинах еще остались мины, иногда взрываются. А еще, что финны по ночам ходят по квартирам и пугают новых владельцев. Но это бабкины сказки. Если бы здесь были недобитые финны, их бы давно нашли.
Здесь очень много военных и матросов! Все симпатичные ребята. Интересно, будут ли они на танцах?
Но я, конечно, дразнюсь. Вернусь через год, надеюсь, наша дружба не ослабнет. Поступать вместе будем.
Будь здоров. Пиши. С приветом из Виипури, Тома.
2.
Экскурсовод, он же сапер, ведет по лесной тропе Анну, Георгия, Тому, Сашу, Зою, и еще нескольких людей.Повсюду рытвины от снарядов, окопов, колючая проволока. В стволах деревьев застряли пули.
Экскурсовод. Держитесь тропы. Мины.
Георгий. Хорошо хоть прибрали тут.
Экскурсовод. Здесь да.
Они подходят к доту.
Экскурсовод. Это была одна из первых точек, с которой начался прорыв линии Маннергейма, до того считавшейся неприступной. 123-й стрелковая дивизия под командованием Филиппа Алябушева почти сразу после начала наступления взяла этот дот.
Тома. Сто лет еще простоит. А то и больше.
Георгий. Да, финны хорошо строят. Еще нам пригодится.
Анна. Сплюнь.
Саша. А от чего крыша так?
Экскурсовод. Артиллерийский снаряд. Тут на самом деле чем только их оттуда не выкуривали. Деревья все пообломало. На самом деле, война хорошо видна даже спустя годы. Если видишь, что земля проседает, в лесу или поле, значит, там кто-то лежит. Но это, конечно, старые могилы. С гражданской войны еще.
Георгий. Сейчас все могилы свежие...
Зоя. А финны здесь не прячутся?
Экскурсовод. Нет. Тут 16 человек живых оставалось… кто выжил, тех в плен. Загляни внутрь.
Зоя выглядит слегка разочарованной, но все же заглядывает.
Зоя. А-у-у!
Саша. Не балуйся.
Вслед за ней заглядывают остальные экскурсанты.
Георгий. Где служил?
Экскурсовод. Да в этом же полку.
Георгий. Заходи в гости. Мы в «офицерском доме» живем, квартира 5. Ты же в Выборге?
Анна. Пустота какая.
Тома. Фу.
Георгий. Что такое?
Тома. Запах…
Георгий. Откуда?
Анна. Да ты привычный.
Зоя. Теперь и я чую!
Тома. Тут как будто мышь сдохла.
Зоя. Или нет…
Экскурсовод. Может, даже и несколько мышей. Злых и громадных.
Анна. Тома у нас дама интеллигентная.
Тома. Мам!
Экскурсовод. Здесь прибрали почти сразу. А что и растащили. Не должно пахнуть.
Где-то далеко, непонятно с какой стороны, раздается взрыв. Все вздрагивают.
Экскурсовод. А, это наши ребята мины ищут. Дорога будет. Следующая точка – дот номер…
Второе письмо Коле
Тома. Коля, привет! Совсем скоро у нас будет телефон, так что сможем и поговорить. Поскорей бы! Всего не опишешь.
Были на экскурсии на линии Маннергейма. Устала страшно. Мы шагали и ехали целый день, а потом еще домой добирались.
Ты знаешь, как я люблю архитектуру. Я поэтому люблю Ленинград, и с Виипури как-то смирилась. Так вот, ДОТы совершенно безобразны, как целые, так и взорванные, а добавь к ним колючую проволоку, рвы, окопы и прочее, деревья, от которых остались только обугленные стволы, в которых позастревали пули. Это очень, очень некрасиво.
Ты, конечно, можешь возразить, что все это делается не для красоты, и будешь совершенно прав. Но я бы не хотела побывать на этой экскурсии снова.
Но давай о хорошем.
Недавно у нас начали газеты выпускать. Если их читать, то кажется, что город на всех парах летит к светлому будущему. (Так и есть, я сама устроилась в стройотряд и вместе со всеми помогаю). Но, конечно, есть свои трудности. Например, мы сейчас восстанавливаем один из домов в районе Линнанкату, так каждый день – то гвоздей, то краски не хватает, то с едой проблемы, то мины, то кто-то что-то своровал. Про некоторых потом в «Большевике» пишут. А новые люди все приезжают, и многим приходится жить без света, водопровода, элементарных удобств. Нам еще повезло, папе сразу дали наиболее благоустроенное жилье.
Но! Самое главное, что в этих наших газетах печатают афишу. В субботу идем в кино, на «Любимую девушку». Я потом тебе отпишу, как там. И кинотеатр тоже, а то снаружи он похож на просто обычный дом.
3.
Глубокая ночь. Томе сложно заснуть, после стольких впечатлений, да и непонятны звуки, которые издает дом. В Ленинграде они жили в маленькой комнатушке, в коммуналке с длинным коридором, и почти любой звук легко было объяснить. Но здесь…
Скрипнула дверь – это сквозняк? Или кто-то зашел?
Что-то не то вздохнуло, не то простонало в соседней комнате. Может, это родители, во сне? Или там кто-то есть?
Что-то где-то упало. Наверное, это крыса, думает Тома. Ведь днем она видит полчища крыс на улице, почему они не могут быть и у них в квартире? Правда, кухня в совсем другой стороне.
Она боится, и ее это раздражает.
Особенно потому, что ей семнадцать.
Шестикомнатная квартира слишком пуста, и Тома поневоле населяет ее призраками.
Вот финский бюргер вычисляет что-то на счетах и записывает аккуратным почерком в тетрадь цифры и труднопроизносимые слова. Позади него свалены какие-то мешки.
В другой комнате бледненькая девочка с косичками делает уроки, напряженно думает. Губы ее шевелятся.
В коридоре умывается черепаховая кошка, замирает – услышала что-то.
На кухню проходит дородная женщина средних лет. На ней клетчатое платье, передник, на лице веснушки. Руки грубые, красные, держат таз с живой рыбой. Это работница, которая обеспечивает быт семьи. Она живет с ними.
Кошка бежит за ней.
Бабушка с белесыми от катаракты глазами смотрит в окно. Она не видит – слушает, что там, снаружи, происходит.
А пара – мужчина и женщина – возвращаются с танцев. Они усталые, но много смеются. Мужчина что-то говорит на своем странном языке. Взявшись за руки, они идут в комнату. В ту самую комнату, где сейчас спит Тома.
Они не рады видеть Тому. Мужчина краснеет, женщина кричит. В комнатку сбегаются все жильцы квартиры. Они что-то быстро и возбужденно говорят и тычут в Тому пальцами, окружают ее плотным кольцом.
Тома просыпается, у нее быстро бьется сердце. Комната, конечно, пуста, а за окном уже светает.
Третье письмо Коле
ТОМА. Привет, дорогой Эн! На прошлой неделе пошла в школу. Нас всего десять человек. Ты пишешь, что у вас тоже меньше народу – неудивительно. Дорогое удовольствие. Но здесь, в Виипури, кстати, учеба дешевле.
Одноклассники мои все очень разные. Есть даже колхозник с Вологды. Но у нас никто не дразнится.
Учителей не хватает, часто несколько предметов преподает один педагог. Например, русский язык и историю, геометрию и физику. Обещают, что потом будет больше учителей. Говорят еще, что введут финский язык. Это на самом деле было бы интересно. Надо знать своего соседа. Что написано во всех этих книгах в городской библиотеке? А надписи на памятниках? Папа иногда переводит некоторые слова.
Мать тоже в школу устроилась, начальную. Отец налаживает в городе связь (до нас, правда, пока не дошли, так что наш телефонный разговор откладывается).
Иногда открывают склады и продают трофейные вещи. Так мне мама принесла финские туфельки – красные, удобные, на низком каблучке.
Надеюсь, ты там не ходишь на танцы без меня.
В Выборге красота, бабье лето.
Пиши. Тома.
4.
Карьяланкату, 9, кв 17.
Эту квартиру дали семье вологодских крестьян, во главе которой Устинья – крепкая баба, которая и коня на скаку и все прочее. Вообще, они должны были ехать в колхоз, но отец семейства, Яков, подсуетился и устроился на рубероидный завод. Устинья продает пиво в уличном киоске. Саша, старший сын, работает на стройке, а Зоя помогает по хозяйству матери, пока не начался учебный год.
Дома только Саша и Зоя.
Зоя. Дров не хватает.
Саша. Так подложи. Не видишь, я занят.
Саша читает учебник истории.
Зоя. Я за кастрюлей слежу.
Саша подкладывает дров и снова садится за учебник.
Зоя. Нужна соль.
Саша. Так достань.
Зоя ставит стул и демонстративно прыгает на нем. Роста ей не хватает, до полки она не дотягивается.
Зоя. Что тут за каланчи жили.
Саша достает соль.
Саша. Что еще надо? Сразу говори.
Зоя. Ничего.
Саша. Точно?
Зоя. Ага.
Саша садится за стол. В дверь требовательно и громко стучат.
Саша. Отец что ли пришел.
Саша, Зоя. Кто там?
Милиционер. Откройте, милиция!
Зоя. А вы точно милиция?
Устинья. Доча, открой.
Дети открывают. В квартиру хозяйским шагом заходят сурового вида мужчины. Они кидают на пол домашний скарб, заглядывают под кровати и в шкафы.
Милиционер заходит на кухню и пробует суп. Морщится. Добавляет соли. Продолжает обыск.
Устинья. Вот нужно вам везде шариться! Отдам я вам это тряпье несчастное!
Милиционер. А откуда мы узнаем, что это то самое?
Устинья. Вам лучше знать.
Устинья достает из шкафа нечто, что напоминает груду тряпья. Это детское шерстяное платье, сшитое из остатков двух других. Оно еще не закончено. Остатки ткани она выкидывает на пол.
Устинья. Вот.
Милиционеры со всем вниманием осматривают ткань.
Милиционер. Мы забираем.
Устинья. Так давайте мы его выкупим.
Милиционер. Это улика. И что мешало раньше это сделать?
Устинья. Да дурак он, что его теперь, в тюрьму?
Милиционер. Тут уж как суд решит. Сидел раньше?
Устинья. Нет, конечно!
Милиционер. Может и взысканием обойдется. Разрешите.
Милиционеры исчезают также внезапно, как и вошли.
Устинья закрывает за ними дверь.
Зоя. Мама, зачем им мое платье?
Устинья. Ой дурак, ой дурак…
Саша. А товарищи его?
Устинья. Они на него показали.
Саша. Как так.
Устинья А что им оставалось делать? Его одного видели, как он с завода эти два рваных платья тащил. Склад толком еще не описали. Что пропало кроме этого – непонятно.
Саша. Да не посадят его.
Устинья. Я тоже думаю… Ладно! Завтра пойду, попробую поговорить с ними. Может до суда не дойдет.
Зоя. Я с тобой пойду.
Устинья. Не надо. Поедим и на боковую, а завтра я сама разберусь.
Тома. Алло. Говорит Виипури. Алло, алло. Коля, привет! Да, провели. Вот. Тебе первому звоню. Здорово. Хорошо. Слушай, я в школу пошла, так представляешь, нас там десять человек всего! В классе, не в школе. И там такие парты, ты таких точно не видел. Красивые, даже краской пахнут. Желтые, с такой наклонной доской, а внизу полочка. Даже просто сидеть приятно. В смысле ничего особенного? Да ты послушай! Нас учитель в этом классе посадил полукругом. Сидим как в Древней Греции, слушаем. Познакомилась со всеми. Нет, друзей пока не завела. Ну чего ты меня перебиваешь? (Слушает). Понятно. Ладно, давай потом созвонимся, у меня дела. Пока.
5.
Осенний парк Папула, время к вечеру. На площадке много людей, горожане, матросы, военные. Играет «Яблочко», фокстрот, даже – чуть-чуть, осторожно – джаз. Здесь почти нет людей в возрасте.
Тома, Саша и их одноклассники идут по парку. Тома начинает пританцовывать уже на подходе к площадке, берет за руки одноклассницу, та вовлекает остальных. Все, кроме Саши, вливаются в толпу танцующих людей. Почти никто не слышит друг друга, но все улыбаются, даже если не понимают, что им говорят.
Саша стоит поодаль, смотрит на танцующих людей с завистью. Ему семнадцать, и он никогда в своей жизни не танцевал. Если он выйдет на площадку, он будет страшно неуклюжим, и все будут над ним смеяться. Да и вообще, все это глупости.
И вот, когда он почти уже решился идти домой, из толпы выныривает Тома.
Тома. Ты чего? Пойдем!
Она так улыбается, что Саша не может ей отказать.
Четвертое письмо Коле
Привет! Ты, наверное, удивишься, зачем я тебе пишу, когда можно позвонить. Я подумала, в этом что-то есть такое… вот представь, пройдет сто лет, а наши письма потом кто-то найдет и прочитает. А с телефонным разговором не так. Вот мы поговорили и все. Что дальше?
Давай я лучше о хорошем. Мы с одноклассниками очень сдружились. Вместе ходим гулять, в кино, на субботники. У нас прекрасные преподаватели.
Город постепенно преображается, то, что возможно восстановить, восстанавливают, что нет – разбирают и строят новое. Мне, правда, все равно навязчиво представляется, как по этим улицам ходили прежние хозяева. Как ездили машины, какая музыка звучала до нас. Какие танцы они танцевали. Ты, конечно, скажет, что это все буржуйское… наверное, так и есть. Тут сам воздух какой-то другой. Свободный.
Я особенно люблю гулять вдоль залива. В воде отражаются старые здания, и порой кажется, что я иду не в нашем 40-ом году, а, скажем, в прошлом веке, или даже, смешно сказать, тысячелетии. В Ленинграде тоже такое было, но здесь это чувство сильнее. Но, в общем, сколько лет Ленинграду, а сколько Выборгу.
Погода, впрочем, теперь такая же мерзкая, как и в Ленинграде. Почти как домой вернулась.
Бывай, пиши. Или звони. Тома.
6.
Кинотеатр Кинолинна. Играет джаз. Фойе по-новогоднему украшено. Тома с семьей ждет начала сеанса – в этот день в прокат выходит «Тимур и его команда».
В кинотеатр заходит Саша с Устиньей и Зоей. Тома машет ему рукой, Саша делает вид, что ее не заметил.
Тома. Вот зараза, чего он?
Объявляют, что можно проходить в зал. Все рассаживаются.
Анна. Чего ты вертишься.
Тома. Да одноклассник. Я ему привет, а он… не заметил, что ли.
Георгий. После сеанса подойдешь, поздороваешься.
Тома. Ну нет!
Тома находит, где сидит Саша, и, прежде чем гасят свет, пробирается к нему.
Начинается сеанс, Тома пробирается к Сашиному месту.
Тома. Саша, ты чего не здороваешься?
Все шикают на них.
Тома. Это я, Тома.
Саша. Я понял. Привет.
Тома. А.
Томе приходится сесть там, куда она пробралась.
Тома. Все хорошо?
Саша кивает.
Некоторое время смотрят на экран.
В зал врывается опоздавший и немного пьяненький зритель.
Зритель. Простите. Пардон. Извините.
Он натыкается на Тому, смотрит на билет.
Зритель. Пардон.
Тома. Может вы на мое место сядете?
Зрители. Да что за безобразие! Позовите контролера!
Всех троих выводят из зала.
Саша. Вот и сходил в кино.
Зритель. Я требую… я хочу…
Контролер. Сходи проспись. Проскочил, еще и буянит. А вы, молодые люди, не стыдно вам? Кинотеатр место отдыха.
Тома. Простите. Можно я здесь подожду?
Контролер. Сидите, чего уж.
Тома. Прости, я…
Саша. Не говори ничего.
Тома. Ты на меня не в обиде?
Саша. Нет.
Некоторое время сидят. Из-за дверей кинозала слышно, как идет фильм. Время от времени смеются зрители.
Саша. Отца посадили. На год.
Тома. Вот я дура…
Саша. Почему?
Тома. Не о том подумала. Что делать будешь?
Саша. А что я могу? В апелляции отказано. Уйду из школы, буду работать. Матери одной тяжело. И главное, как глупо… стащил со склада тряпье и сразу вот так попал…
Тома. И в университет не пойдешь?
Саша передергивает плечами.
Тома. Да, не новогоднее настроение…
Саша. Это, в общем, мое дело. Разберусь как-нибудь.
Из кинозала слышны аплодисменты, крики «Ура». Двери раскрываются, но зрители еще долго не выходят, хлопают просмотренному фильму.
Наконец, все выходят, обнимаются. Толпа преображает фойе, сразу кажется, что сегодня действительно праздничный день. На этом фоне почти незаметно, как быстро из кинотеатра уходит Саша со своей семьей.
7.
Зоя дома одна. Она вроде как делает уроки, но то и дело отвлекается. Вид у нее подавленный.
Заходит Устинья. Зоя подбегает к ней, вырывает авоську из рук, тащит на кухню разбирать покупки. Устинья тяжело садится на стул.
Устинья. Ну и погодка. Табак отложи. И сахара кусочек. Это на посылку.
Зоя. Мам, а когда Саша придет?
Устинья Скоро.
Тома, 17 лет,
Анна, 38 лет
Георгий, 39 лет
Саша, 17 лет
Устинья, 45 лет
Зоя, 12 лет
Одноклассники, Милиционер, Контролер, Зритель
Тома, Анна, Георгий – ленинградцы, Саша, Устинья, Зоя – из вологодских крестьян
0.
Тома. Когда мне тяжело, я иду гулять вдоль залива. Вода напоминает мне, что люди, как и волны, приходят и уходят. В конце концов, остается только земля.
1.
Куллерво 39, квартира 5, кухня.
Это шестикомнатная квартира. Пока что обитаема кухня и одна комната, разложена постель, стоит финская электрическая и наша керосиновая лампа, есть скромная библиотечка из нескольких книг. В других – разные наборы мебели, изразцовая печь, занавески, шкафы.
Георгий, в военной форме, 39 лет, входит в квартиру. В руках у него чемоданы.
Георгий. Я думал постарею, пока вы доедете.
Анна. Брось в коридоре.
В квартиру входят Анна, 38 лет, и Тома, 17 лет.
Георгий. Устали?
Анна. Ничего. Долго только ехали.
Тома. Привет, пап.
Тома тихо проходит по квартире, заглядывая в каждую комнату.
Анна. Еще подселят кого-нибудь?
Георгий. Пока это наше. Тома?
Тома не отвечает.
Георгий. Что с ней?
Анна. Оставь, придет.
Они проходят на кухню, Георгий проверяет самовар.
Георгий. Школу почти отстроили. Завтра документы занесу.
Анна. А Томе?
Георгий. Будет.
Анна. Я договорилась, она потом у тети Лиды поживет. У нее комната на Петроградке.
Георгий. Аня, успеется.
Тома возвращается.
Георгий. Что нашла?
Тома. Да так, хлам всякий. Кто тут жил?
Георгий. Может, банкир. Были документы в одной комнате, но я не все слова понимаю. Счета какие-то.
Анна. И что, он тут один жил?
Георгий. Не, ну игрушки тоже были, тряпье какое-то. Но я их отдал.
Анна. Шесть комнат…
Георгий. Да.
Тома. Балы танцевать будем.
Георгий. Может, и будем. Почему не потанцевать. Садись, чаю попьём.
Тома. Я пойду в свою комнату.
Анна. Тома!
Георгий. Пусть её. Завтра экскурсия, пусть отдохнет.
Первое письмо Коле
Тома. Дорогой Эн. Я скучаю. Нет. Не так. Дорогой… да какой он дорогой, еще подумает о себе... Коля, как дела? Мы доехали. Ехали вечность! Вроде недалеко, но дорога… ужасная. Какие-то люди, остановки. Болото и камни. Дождь везде, грязища. Мать ругается, как будто я не рада отца видеть. Я рада. Но лучше бы он к нам приехал, а не наоборот.
Сам город… как сказать. Вокзал просторный, много света. Архитектура не наша, но на уровне. А в городе… Дома обгорелые, многие без окон, с дырками. Пахнет как будто гарью. Трамвай не ходит. Говорят, что где-то в развалинах еще остались мины, иногда взрываются. А еще, что финны по ночам ходят по квартирам и пугают новых владельцев. Но это бабкины сказки. Если бы здесь были недобитые финны, их бы давно нашли.
Здесь очень много военных и матросов! Все симпатичные ребята. Интересно, будут ли они на танцах?
Но я, конечно, дразнюсь. Вернусь через год, надеюсь, наша дружба не ослабнет. Поступать вместе будем.
Будь здоров. Пиши. С приветом из Виипури, Тома.
2.
Экскурсовод, он же сапер, ведет по лесной тропе Анну, Георгия, Тому, Сашу, Зою, и еще нескольких людей.Повсюду рытвины от снарядов, окопов, колючая проволока. В стволах деревьев застряли пули.
Экскурсовод. Держитесь тропы. Мины.
Георгий. Хорошо хоть прибрали тут.
Экскурсовод. Здесь да.
Они подходят к доту.
Экскурсовод. Это была одна из первых точек, с которой начался прорыв линии Маннергейма, до того считавшейся неприступной. 123-й стрелковая дивизия под командованием Филиппа Алябушева почти сразу после начала наступления взяла этот дот.
Тома. Сто лет еще простоит. А то и больше.
Георгий. Да, финны хорошо строят. Еще нам пригодится.
Анна. Сплюнь.
Саша. А от чего крыша так?
Экскурсовод. Артиллерийский снаряд. Тут на самом деле чем только их оттуда не выкуривали. Деревья все пообломало. На самом деле, война хорошо видна даже спустя годы. Если видишь, что земля проседает, в лесу или поле, значит, там кто-то лежит. Но это, конечно, старые могилы. С гражданской войны еще.
Георгий. Сейчас все могилы свежие...
Зоя. А финны здесь не прячутся?
Экскурсовод. Нет. Тут 16 человек живых оставалось… кто выжил, тех в плен. Загляни внутрь.
Зоя выглядит слегка разочарованной, но все же заглядывает.
Зоя. А-у-у!
Саша. Не балуйся.
Вслед за ней заглядывают остальные экскурсанты.
Георгий. Где служил?
Экскурсовод. Да в этом же полку.
Георгий. Заходи в гости. Мы в «офицерском доме» живем, квартира 5. Ты же в Выборге?
Анна. Пустота какая.
Тома. Фу.
Георгий. Что такое?
Тома. Запах…
Георгий. Откуда?
Анна. Да ты привычный.
Зоя. Теперь и я чую!
Тома. Тут как будто мышь сдохла.
Зоя. Или нет…
Экскурсовод. Может, даже и несколько мышей. Злых и громадных.
Анна. Тома у нас дама интеллигентная.
Тома. Мам!
Экскурсовод. Здесь прибрали почти сразу. А что и растащили. Не должно пахнуть.
Где-то далеко, непонятно с какой стороны, раздается взрыв. Все вздрагивают.
Экскурсовод. А, это наши ребята мины ищут. Дорога будет. Следующая точка – дот номер…
Второе письмо Коле
Тома. Коля, привет! Совсем скоро у нас будет телефон, так что сможем и поговорить. Поскорей бы! Всего не опишешь.
Были на экскурсии на линии Маннергейма. Устала страшно. Мы шагали и ехали целый день, а потом еще домой добирались.
Ты знаешь, как я люблю архитектуру. Я поэтому люблю Ленинград, и с Виипури как-то смирилась. Так вот, ДОТы совершенно безобразны, как целые, так и взорванные, а добавь к ним колючую проволоку, рвы, окопы и прочее, деревья, от которых остались только обугленные стволы, в которых позастревали пули. Это очень, очень некрасиво.
Ты, конечно, можешь возразить, что все это делается не для красоты, и будешь совершенно прав. Но я бы не хотела побывать на этой экскурсии снова.
Но давай о хорошем.
Недавно у нас начали газеты выпускать. Если их читать, то кажется, что город на всех парах летит к светлому будущему. (Так и есть, я сама устроилась в стройотряд и вместе со всеми помогаю). Но, конечно, есть свои трудности. Например, мы сейчас восстанавливаем один из домов в районе Линнанкату, так каждый день – то гвоздей, то краски не хватает, то с едой проблемы, то мины, то кто-то что-то своровал. Про некоторых потом в «Большевике» пишут. А новые люди все приезжают, и многим приходится жить без света, водопровода, элементарных удобств. Нам еще повезло, папе сразу дали наиболее благоустроенное жилье.
Но! Самое главное, что в этих наших газетах печатают афишу. В субботу идем в кино, на «Любимую девушку». Я потом тебе отпишу, как там. И кинотеатр тоже, а то снаружи он похож на просто обычный дом.
3.
Глубокая ночь. Томе сложно заснуть, после стольких впечатлений, да и непонятны звуки, которые издает дом. В Ленинграде они жили в маленькой комнатушке, в коммуналке с длинным коридором, и почти любой звук легко было объяснить. Но здесь…
Скрипнула дверь – это сквозняк? Или кто-то зашел?
Что-то не то вздохнуло, не то простонало в соседней комнате. Может, это родители, во сне? Или там кто-то есть?
Что-то где-то упало. Наверное, это крыса, думает Тома. Ведь днем она видит полчища крыс на улице, почему они не могут быть и у них в квартире? Правда, кухня в совсем другой стороне.
Она боится, и ее это раздражает.
Особенно потому, что ей семнадцать.
Шестикомнатная квартира слишком пуста, и Тома поневоле населяет ее призраками.
Вот финский бюргер вычисляет что-то на счетах и записывает аккуратным почерком в тетрадь цифры и труднопроизносимые слова. Позади него свалены какие-то мешки.
В другой комнате бледненькая девочка с косичками делает уроки, напряженно думает. Губы ее шевелятся.
В коридоре умывается черепаховая кошка, замирает – услышала что-то.
На кухню проходит дородная женщина средних лет. На ней клетчатое платье, передник, на лице веснушки. Руки грубые, красные, держат таз с живой рыбой. Это работница, которая обеспечивает быт семьи. Она живет с ними.
Кошка бежит за ней.
Бабушка с белесыми от катаракты глазами смотрит в окно. Она не видит – слушает, что там, снаружи, происходит.
А пара – мужчина и женщина – возвращаются с танцев. Они усталые, но много смеются. Мужчина что-то говорит на своем странном языке. Взявшись за руки, они идут в комнату. В ту самую комнату, где сейчас спит Тома.
Они не рады видеть Тому. Мужчина краснеет, женщина кричит. В комнатку сбегаются все жильцы квартиры. Они что-то быстро и возбужденно говорят и тычут в Тому пальцами, окружают ее плотным кольцом.
Тома просыпается, у нее быстро бьется сердце. Комната, конечно, пуста, а за окном уже светает.
Третье письмо Коле
ТОМА. Привет, дорогой Эн! На прошлой неделе пошла в школу. Нас всего десять человек. Ты пишешь, что у вас тоже меньше народу – неудивительно. Дорогое удовольствие. Но здесь, в Виипури, кстати, учеба дешевле.
Одноклассники мои все очень разные. Есть даже колхозник с Вологды. Но у нас никто не дразнится.
Учителей не хватает, часто несколько предметов преподает один педагог. Например, русский язык и историю, геометрию и физику. Обещают, что потом будет больше учителей. Говорят еще, что введут финский язык. Это на самом деле было бы интересно. Надо знать своего соседа. Что написано во всех этих книгах в городской библиотеке? А надписи на памятниках? Папа иногда переводит некоторые слова.
Мать тоже в школу устроилась, начальную. Отец налаживает в городе связь (до нас, правда, пока не дошли, так что наш телефонный разговор откладывается).
Иногда открывают склады и продают трофейные вещи. Так мне мама принесла финские туфельки – красные, удобные, на низком каблучке.
Надеюсь, ты там не ходишь на танцы без меня.
В Выборге красота, бабье лето.
Пиши. Тома.
4.
Карьяланкату, 9, кв 17.
Эту квартиру дали семье вологодских крестьян, во главе которой Устинья – крепкая баба, которая и коня на скаку и все прочее. Вообще, они должны были ехать в колхоз, но отец семейства, Яков, подсуетился и устроился на рубероидный завод. Устинья продает пиво в уличном киоске. Саша, старший сын, работает на стройке, а Зоя помогает по хозяйству матери, пока не начался учебный год.
Дома только Саша и Зоя.
Зоя. Дров не хватает.
Саша. Так подложи. Не видишь, я занят.
Саша читает учебник истории.
Зоя. Я за кастрюлей слежу.
Саша подкладывает дров и снова садится за учебник.
Зоя. Нужна соль.
Саша. Так достань.
Зоя ставит стул и демонстративно прыгает на нем. Роста ей не хватает, до полки она не дотягивается.
Зоя. Что тут за каланчи жили.
Саша достает соль.
Саша. Что еще надо? Сразу говори.
Зоя. Ничего.
Саша. Точно?
Зоя. Ага.
Саша садится за стол. В дверь требовательно и громко стучат.
Саша. Отец что ли пришел.
Саша, Зоя. Кто там?
Милиционер. Откройте, милиция!
Зоя. А вы точно милиция?
Устинья. Доча, открой.
Дети открывают. В квартиру хозяйским шагом заходят сурового вида мужчины. Они кидают на пол домашний скарб, заглядывают под кровати и в шкафы.
Милиционер заходит на кухню и пробует суп. Морщится. Добавляет соли. Продолжает обыск.
Устинья. Вот нужно вам везде шариться! Отдам я вам это тряпье несчастное!
Милиционер. А откуда мы узнаем, что это то самое?
Устинья. Вам лучше знать.
Устинья достает из шкафа нечто, что напоминает груду тряпья. Это детское шерстяное платье, сшитое из остатков двух других. Оно еще не закончено. Остатки ткани она выкидывает на пол.
Устинья. Вот.
Милиционеры со всем вниманием осматривают ткань.
Милиционер. Мы забираем.
Устинья. Так давайте мы его выкупим.
Милиционер. Это улика. И что мешало раньше это сделать?
Устинья. Да дурак он, что его теперь, в тюрьму?
Милиционер. Тут уж как суд решит. Сидел раньше?
Устинья. Нет, конечно!
Милиционер. Может и взысканием обойдется. Разрешите.
Милиционеры исчезают также внезапно, как и вошли.
Устинья закрывает за ними дверь.
Зоя. Мама, зачем им мое платье?
Устинья. Ой дурак, ой дурак…
Саша. А товарищи его?
Устинья. Они на него показали.
Саша. Как так.
Устинья А что им оставалось делать? Его одного видели, как он с завода эти два рваных платья тащил. Склад толком еще не описали. Что пропало кроме этого – непонятно.
Саша. Да не посадят его.
Устинья. Я тоже думаю… Ладно! Завтра пойду, попробую поговорить с ними. Может до суда не дойдет.
Зоя. Я с тобой пойду.
Устинья. Не надо. Поедим и на боковую, а завтра я сама разберусь.
Тома. Алло. Говорит Виипури. Алло, алло. Коля, привет! Да, провели. Вот. Тебе первому звоню. Здорово. Хорошо. Слушай, я в школу пошла, так представляешь, нас там десять человек всего! В классе, не в школе. И там такие парты, ты таких точно не видел. Красивые, даже краской пахнут. Желтые, с такой наклонной доской, а внизу полочка. Даже просто сидеть приятно. В смысле ничего особенного? Да ты послушай! Нас учитель в этом классе посадил полукругом. Сидим как в Древней Греции, слушаем. Познакомилась со всеми. Нет, друзей пока не завела. Ну чего ты меня перебиваешь? (Слушает). Понятно. Ладно, давай потом созвонимся, у меня дела. Пока.
5.
Осенний парк Папула, время к вечеру. На площадке много людей, горожане, матросы, военные. Играет «Яблочко», фокстрот, даже – чуть-чуть, осторожно – джаз. Здесь почти нет людей в возрасте.
Тома, Саша и их одноклассники идут по парку. Тома начинает пританцовывать уже на подходе к площадке, берет за руки одноклассницу, та вовлекает остальных. Все, кроме Саши, вливаются в толпу танцующих людей. Почти никто не слышит друг друга, но все улыбаются, даже если не понимают, что им говорят.
Саша стоит поодаль, смотрит на танцующих людей с завистью. Ему семнадцать, и он никогда в своей жизни не танцевал. Если он выйдет на площадку, он будет страшно неуклюжим, и все будут над ним смеяться. Да и вообще, все это глупости.
И вот, когда он почти уже решился идти домой, из толпы выныривает Тома.
Тома. Ты чего? Пойдем!
Она так улыбается, что Саша не может ей отказать.
Четвертое письмо Коле
Привет! Ты, наверное, удивишься, зачем я тебе пишу, когда можно позвонить. Я подумала, в этом что-то есть такое… вот представь, пройдет сто лет, а наши письма потом кто-то найдет и прочитает. А с телефонным разговором не так. Вот мы поговорили и все. Что дальше?
Давай я лучше о хорошем. Мы с одноклассниками очень сдружились. Вместе ходим гулять, в кино, на субботники. У нас прекрасные преподаватели.
Город постепенно преображается, то, что возможно восстановить, восстанавливают, что нет – разбирают и строят новое. Мне, правда, все равно навязчиво представляется, как по этим улицам ходили прежние хозяева. Как ездили машины, какая музыка звучала до нас. Какие танцы они танцевали. Ты, конечно, скажет, что это все буржуйское… наверное, так и есть. Тут сам воздух какой-то другой. Свободный.
Я особенно люблю гулять вдоль залива. В воде отражаются старые здания, и порой кажется, что я иду не в нашем 40-ом году, а, скажем, в прошлом веке, или даже, смешно сказать, тысячелетии. В Ленинграде тоже такое было, но здесь это чувство сильнее. Но, в общем, сколько лет Ленинграду, а сколько Выборгу.
Погода, впрочем, теперь такая же мерзкая, как и в Ленинграде. Почти как домой вернулась.
Бывай, пиши. Или звони. Тома.
6.
Кинотеатр Кинолинна. Играет джаз. Фойе по-новогоднему украшено. Тома с семьей ждет начала сеанса – в этот день в прокат выходит «Тимур и его команда».
В кинотеатр заходит Саша с Устиньей и Зоей. Тома машет ему рукой, Саша делает вид, что ее не заметил.
Тома. Вот зараза, чего он?
Объявляют, что можно проходить в зал. Все рассаживаются.
Анна. Чего ты вертишься.
Тома. Да одноклассник. Я ему привет, а он… не заметил, что ли.
Георгий. После сеанса подойдешь, поздороваешься.
Тома. Ну нет!
Тома находит, где сидит Саша, и, прежде чем гасят свет, пробирается к нему.
Начинается сеанс, Тома пробирается к Сашиному месту.
Тома. Саша, ты чего не здороваешься?
Все шикают на них.
Тома. Это я, Тома.
Саша. Я понял. Привет.
Тома. А.
Томе приходится сесть там, куда она пробралась.
Тома. Все хорошо?
Саша кивает.
Некоторое время смотрят на экран.
В зал врывается опоздавший и немного пьяненький зритель.
Зритель. Простите. Пардон. Извините.
Он натыкается на Тому, смотрит на билет.
Зритель. Пардон.
Тома. Может вы на мое место сядете?
Зрители. Да что за безобразие! Позовите контролера!
Всех троих выводят из зала.
Саша. Вот и сходил в кино.
Зритель. Я требую… я хочу…
Контролер. Сходи проспись. Проскочил, еще и буянит. А вы, молодые люди, не стыдно вам? Кинотеатр место отдыха.
Тома. Простите. Можно я здесь подожду?
Контролер. Сидите, чего уж.
Тома. Прости, я…
Саша. Не говори ничего.
Тома. Ты на меня не в обиде?
Саша. Нет.
Некоторое время сидят. Из-за дверей кинозала слышно, как идет фильм. Время от времени смеются зрители.
Саша. Отца посадили. На год.
Тома. Вот я дура…
Саша. Почему?
Тома. Не о том подумала. Что делать будешь?
Саша. А что я могу? В апелляции отказано. Уйду из школы, буду работать. Матери одной тяжело. И главное, как глупо… стащил со склада тряпье и сразу вот так попал…
Тома. И в университет не пойдешь?
Саша передергивает плечами.
Тома. Да, не новогоднее настроение…
Саша. Это, в общем, мое дело. Разберусь как-нибудь.
Из кинозала слышны аплодисменты, крики «Ура». Двери раскрываются, но зрители еще долго не выходят, хлопают просмотренному фильму.
Наконец, все выходят, обнимаются. Толпа преображает фойе, сразу кажется, что сегодня действительно праздничный день. На этом фоне почти незаметно, как быстро из кинотеатра уходит Саша со своей семьей.
7.
Зоя дома одна. Она вроде как делает уроки, но то и дело отвлекается. Вид у нее подавленный.
Заходит Устинья. Зоя подбегает к ней, вырывает авоську из рук, тащит на кухню разбирать покупки. Устинья тяжело садится на стул.
Устинья. Ну и погодка. Табак отложи. И сахара кусочек. Это на посылку.
Зоя. Мам, а когда Саша придет?
Устинья Скоро.
Стук в дверь.
Устинья. Легок на помине. Сходи открой.
Зоя. Мама, я это не Саша. А я вас где-то видела уже…
Устинья все же поднимается. За порогом стоит Тома.
Тома. Здравствуйте! Я Сашина одноклассница.
Устинья. Саши дома еще нет.
Тома. Я по другому делу. Вот.
Она роется в карманах, находит слегка помятый самодельный конверт и протягивает его Устинье.
Устинья. Что это?
Тома. Передайте Саше, что наш класс очень хочет, чтобы он закончил школу. Поэтому вот… мы собрали.
Устинья. Не надо было…
Тома. Он на хорошем счету у нас, мы решили помочь.
Устинья. Зайди. Через порог не передают.
Тома колеблется, но в итоге все-таки заходит.
Устинья. На кухню проходи. Чай сделаю.
Тома. Да я отдать и все…
Устинья. Заходи, кому говорю. Голодная?
Тома. Немного.
Пятое письмо Коле.
Тома. Привет! Я сейчас поняла, что мы с тобой почти два месяца не говорили. Звонить без предупреждения считаю невежливым, поэтому решила написать. Можешь ответить также, можешь позвонить.
Как у вас в Ленинграде дела?
У нас весна полным ходом. Трава уже пробилась, подснежники отцвели, но деревья все еще стоят голые.
Мне немножко грустно. Пройдут экзамены, и что потом? Наш класс очень сдружился. Взаимовыручка очень сильная, вот, например, сейчас мы все вместе готовимся к экзаменам. Вот было бы здорово всем вместе поступить в один университет, а потом и на работу выйти… Но это мечты, конечно. Мы очень разные. Лиля пойдет на врача. Я на педагога. Два парня хотят в ракетостроение. Кто-то в армию. Галя так вообще в художественный хочет поступать. У нас только Саша пока не определился, что меня немного расстраивает, ведь он способный парень.
А вообще, приезжай как-нибудь к нам в Выборг. Устрою тебе экскурсию, тем более что многие здания уже привели в надлежащий вид.
Привет из Выборга! Тома.
8.
Кирилловское.
Тома и Саша сидят рядом на бревнышке, смотрят на воду. Немного поодаль – их одноклассники вокруг костра. Ночь светлая.
Саша. Ты все-таки в пед?
Тома. Да.
Саша. Уедешь, значит. Может распишемся?
Тома. Что, так сразу?
Саша чертит примитивные рисунки на песке.
Саша. Мало ли.
Тома. Давай сначала доучимся.
Саша. Ты как моя мама.
Тома. Да, точно.
Саша. Просто… зачем ждать. Когда все ясно.
Тома. А что ты будешь делать в Ленинграде?
Саша. Там много университетов. Найду.
Тома. Это не подход.
Саша. На самом деле… на самом деле…
Тома. Ну.
Саша. У меня ощущение, что мы не успеваем.
Тома. Не успеваем – что?
Саша не сразу находится с ответом.
Саша. Не знаю. Все эти новости.
Тома. Зачем Германии Карелия? Скорее уж финны придут. Если не боятся наших.
Саша. Финны этому городу ничего не сделают.
Тома. Скажешь тоже. А год назад?
Саша. Это наши.
Тома. Сами разбомбили, сами восстанавливаем? Глупо же.
Саша пожимает плечами.
Саша. В общем, если ты не возражаешь, я поеду в Ленинград. Тоже буду учиться.
Тома. Едь.
Саша. Если не хочешь, не поеду.
Тома. Саша, о чем ты говоришь? Может сначала разберешься, что тебе нужно?
Саша молчит.
Саша. Хочу просто жить. Здесь и сейчас. Вроде того.
Тома хмыкает.
Тома. Ну это романтический подход.
Саша. Наверное.
Саша бросает палку, которой рисовал на земле, и уходит к ребятам.
Самое темное время ночи. Ребята спят вокруг потухающего костра. Над ними бесшумно пролетают истребители. Когда до них доходит звуковая волна, и они просыпаются – небо уже чистое.
9.
Ребята вернулись из Кирилловского.
В городе все изменилось. Люди почему-то не ходят, а бегают. На перроне их встречают родители. Анна обняла Тому.
Тома. Мама?
Анна. Пойдем. Все пойдемте.
Саша. Что такое?
Зоя. Война! Гитлер напал! Самолеты летали!
В ее голосе почти восторг. Устинья дает ей затрещину.
Устинья. Вот уйдут все на фронт, что мы с тобой вдвоем будем делать?
Георгий. Без паники. Финнов победили и этих победим.
Анна. Ужас что такое. Пойдемте. Все на площади Красного колодца…
10.
Георгий захлопывает чемодан. Анна сидит на его постели, Тома стоит в дверях.
Георгий. Я некоторое время буду недалеко, но потом нас перебросят.
Тома. Я буду рыть окопы.
Георгий. Ты же знаешь, мы в поля мало выходим. Заклейте окна бумагой. При воздушной тревоге…
Тома. Да-да, в подвал или бункер.
Анна. Не иди.
Георгий.Не бойся.
Анна. Да что такое! Года не прошло, тебя опять! Вызывают! Когда все это кончится?
Георгий. Чем быстрее победим, тем быстрее кончится. Вы не волнуйтесь. Ненадолго это.
Анна. Северная война тоже вроде как недолго была.
Георгий. Это точно будет не дольше. Ждите меня тут. К осени вместе поступать поедем.
Тома. А если эвакуация?
Георгий. Пока нет необходимости. Все, я пойду. Напишу вам, куда меня перебросят. И об обстановке.
Тома. Мы тебя проводим.
Георгий. Ой, не надо, знаешь, как я всего этого не люблю. Посидим на дорожку.
Присаживаются.
Георгий. Пойду.
Тома и Анна обнимают его на прощание.
Кинотеатр «Кинолинна». Перед входом – длинная колонна, состоящая преимущественно из мужчин. Тома бегает вдоль нее, заглядывает людям в лицо. Наконец, находит Сашу.
Тома. Ты дурак, что ли? Тебя мать ищет.
Саша. Не пойду.
Тома. Мы же расписаться хотели.
Саша. Побуду на фронте три месяца и вернусь. Распишемся. Дождешься?
Тома. Дурак. Я тогда тоже пойду.
Саша. Нас все равно раскидают.
Тома. Ты думаешь, я ради тебя?
Саша. А мама твоя? Одну оставишь?
В очереди уже начинают подсмеиваться над Томой.
Саша. Тебе лучше вернуться в Ленинград, там безопасней будет.
Тома. А я сама туда собиралась. А ты – как хочешь!
Незнакомец. Ох уж эти бабы.
Тома. Сам ты баба!
Она уходит, вслед ей летят смешки.
Тома дома. Звонит телефон. Она поднимает трубку.
Тома. Алло. Да. Отец ушел. Ты тоже? Если эта война такая легкая будет, почему вы все уходите?
Пятое письмо Саше
Тома. Саша, сегодня двадцать первое июля, и каждый день нас все настойчивее уговаривают уезжать. Воздушная тревога каждый день. Но пока не бомбили. Говорят, что над нами летают финны, а они не хотят бомбить город. Может, это и хорошо, но жить стало все равно неуютно. Все больше покинутых квартир, в городе по ночам темень. Твоя семья эвакуировалась в числе первых. Насколько я знаю, они благополучно добрались до Кирова.
В нашем доме остались только мы. Мы собрали чемодан, мама сказала, что будем ждать. Но жить на чемоданах очень утомительно. Да и страшно. Кто первым эвакуировался, забрали с собой весь скарб. Сейчас же разрешают взять с собой очень мало вещей. Ходят слухи, что поезда бомбят.
Год назад отсюда так же уезжали финны. Честно говоря, мне сложно представить, что они чувствовали. Мне просто страшно. Моя родина это все-таки Ленинград. Наверное, если бы мне пришлось в спешке уехать из Ленинграда, города, в котором я родилась и прожила шестнадцать лет, я бы поняла их. Хотя, наверное, все это сентиментальные глупости.
Напиши, как твоя служба? Слышала, твою часть перебросили на Центральный фронт.
Пиши мне, пожалуйста, почаще. Тома.
11.
В городе остались только военные. У них важные задачи.
В городе: маленькие фигурки заходят в дома. Они оставляют радиомины.
На вокзале: вагон, груженный взрывчаткой, медленно ползет на подземные пути.
Мостам и дорогам осталось недолго жить.
Солдатики грузятся в поезда и машины.
Отъезжают.
Тишина.
В радиоэфире звучит команда.
И там, где раньше был вокзал, шедевр архитектуры Элиеля Сааринена, расцветает огненный цветок.
Красный кирпич, осколки стекла, куски мраморных скульптур, шрапнель падают на город.
Окна выбивает взрывной волной. Занимается пожар.
Тишина.
Город ждет. Совсем скоро сюда войдут бывшие хозяева. На протяжении почти двух месяцев на частоте 715 КГЦ будет непрерывно звучать запись «Сяккиярви Полька», забивая радиоэфир и не позволяя срабатывать советским радиоминам.
Финны спасут многие здания. Но по-настоящему финским Виипури никогда больше не станет.
Уйдут люди, поблекнут воспоминания трудного и счастливого для Томы 40-41 года.
Устинья. Легок на помине. Сходи открой.
Зоя. Мама, я это не Саша. А я вас где-то видела уже…
Устинья все же поднимается. За порогом стоит Тома.
Тома. Здравствуйте! Я Сашина одноклассница.
Устинья. Саши дома еще нет.
Тома. Я по другому делу. Вот.
Она роется в карманах, находит слегка помятый самодельный конверт и протягивает его Устинье.
Устинья. Что это?
Тома. Передайте Саше, что наш класс очень хочет, чтобы он закончил школу. Поэтому вот… мы собрали.
Устинья. Не надо было…
Тома. Он на хорошем счету у нас, мы решили помочь.
Устинья. Зайди. Через порог не передают.
Тома колеблется, но в итоге все-таки заходит.
Устинья. На кухню проходи. Чай сделаю.
Тома. Да я отдать и все…
Устинья. Заходи, кому говорю. Голодная?
Тома. Немного.
Пятое письмо Коле.
Тома. Привет! Я сейчас поняла, что мы с тобой почти два месяца не говорили. Звонить без предупреждения считаю невежливым, поэтому решила написать. Можешь ответить также, можешь позвонить.
Как у вас в Ленинграде дела?
У нас весна полным ходом. Трава уже пробилась, подснежники отцвели, но деревья все еще стоят голые.
Мне немножко грустно. Пройдут экзамены, и что потом? Наш класс очень сдружился. Взаимовыручка очень сильная, вот, например, сейчас мы все вместе готовимся к экзаменам. Вот было бы здорово всем вместе поступить в один университет, а потом и на работу выйти… Но это мечты, конечно. Мы очень разные. Лиля пойдет на врача. Я на педагога. Два парня хотят в ракетостроение. Кто-то в армию. Галя так вообще в художественный хочет поступать. У нас только Саша пока не определился, что меня немного расстраивает, ведь он способный парень.
А вообще, приезжай как-нибудь к нам в Выборг. Устрою тебе экскурсию, тем более что многие здания уже привели в надлежащий вид.
Привет из Выборга! Тома.
8.
Кирилловское.
Тома и Саша сидят рядом на бревнышке, смотрят на воду. Немного поодаль – их одноклассники вокруг костра. Ночь светлая.
Саша. Ты все-таки в пед?
Тома. Да.
Саша. Уедешь, значит. Может распишемся?
Тома. Что, так сразу?
Саша чертит примитивные рисунки на песке.
Саша. Мало ли.
Тома. Давай сначала доучимся.
Саша. Ты как моя мама.
Тома. Да, точно.
Саша. Просто… зачем ждать. Когда все ясно.
Тома. А что ты будешь делать в Ленинграде?
Саша. Там много университетов. Найду.
Тома. Это не подход.
Саша. На самом деле… на самом деле…
Тома. Ну.
Саша. У меня ощущение, что мы не успеваем.
Тома. Не успеваем – что?
Саша не сразу находится с ответом.
Саша. Не знаю. Все эти новости.
Тома. Зачем Германии Карелия? Скорее уж финны придут. Если не боятся наших.
Саша. Финны этому городу ничего не сделают.
Тома. Скажешь тоже. А год назад?
Саша. Это наши.
Тома. Сами разбомбили, сами восстанавливаем? Глупо же.
Саша пожимает плечами.
Саша. В общем, если ты не возражаешь, я поеду в Ленинград. Тоже буду учиться.
Тома. Едь.
Саша. Если не хочешь, не поеду.
Тома. Саша, о чем ты говоришь? Может сначала разберешься, что тебе нужно?
Саша молчит.
Саша. Хочу просто жить. Здесь и сейчас. Вроде того.
Тома хмыкает.
Тома. Ну это романтический подход.
Саша. Наверное.
Саша бросает палку, которой рисовал на земле, и уходит к ребятам.
Самое темное время ночи. Ребята спят вокруг потухающего костра. Над ними бесшумно пролетают истребители. Когда до них доходит звуковая волна, и они просыпаются – небо уже чистое.
9.
Ребята вернулись из Кирилловского.
В городе все изменилось. Люди почему-то не ходят, а бегают. На перроне их встречают родители. Анна обняла Тому.
Тома. Мама?
Анна. Пойдем. Все пойдемте.
Саша. Что такое?
Зоя. Война! Гитлер напал! Самолеты летали!
В ее голосе почти восторг. Устинья дает ей затрещину.
Устинья. Вот уйдут все на фронт, что мы с тобой вдвоем будем делать?
Георгий. Без паники. Финнов победили и этих победим.
Анна. Ужас что такое. Пойдемте. Все на площади Красного колодца…
10.
Георгий захлопывает чемодан. Анна сидит на его постели, Тома стоит в дверях.
Георгий. Я некоторое время буду недалеко, но потом нас перебросят.
Тома. Я буду рыть окопы.
Георгий. Ты же знаешь, мы в поля мало выходим. Заклейте окна бумагой. При воздушной тревоге…
Тома. Да-да, в подвал или бункер.
Анна. Не иди.
Георгий.Не бойся.
Анна. Да что такое! Года не прошло, тебя опять! Вызывают! Когда все это кончится?
Георгий. Чем быстрее победим, тем быстрее кончится. Вы не волнуйтесь. Ненадолго это.
Анна. Северная война тоже вроде как недолго была.
Георгий. Это точно будет не дольше. Ждите меня тут. К осени вместе поступать поедем.
Тома. А если эвакуация?
Георгий. Пока нет необходимости. Все, я пойду. Напишу вам, куда меня перебросят. И об обстановке.
Тома. Мы тебя проводим.
Георгий. Ой, не надо, знаешь, как я всего этого не люблю. Посидим на дорожку.
Присаживаются.
Георгий. Пойду.
Тома и Анна обнимают его на прощание.
Кинотеатр «Кинолинна». Перед входом – длинная колонна, состоящая преимущественно из мужчин. Тома бегает вдоль нее, заглядывает людям в лицо. Наконец, находит Сашу.
Тома. Ты дурак, что ли? Тебя мать ищет.
Саша. Не пойду.
Тома. Мы же расписаться хотели.
Саша. Побуду на фронте три месяца и вернусь. Распишемся. Дождешься?
Тома. Дурак. Я тогда тоже пойду.
Саша. Нас все равно раскидают.
Тома. Ты думаешь, я ради тебя?
Саша. А мама твоя? Одну оставишь?
В очереди уже начинают подсмеиваться над Томой.
Саша. Тебе лучше вернуться в Ленинград, там безопасней будет.
Тома. А я сама туда собиралась. А ты – как хочешь!
Незнакомец. Ох уж эти бабы.
Тома. Сам ты баба!
Она уходит, вслед ей летят смешки.
Тома дома. Звонит телефон. Она поднимает трубку.
Тома. Алло. Да. Отец ушел. Ты тоже? Если эта война такая легкая будет, почему вы все уходите?
Пятое письмо Саше
Тома. Саша, сегодня двадцать первое июля, и каждый день нас все настойчивее уговаривают уезжать. Воздушная тревога каждый день. Но пока не бомбили. Говорят, что над нами летают финны, а они не хотят бомбить город. Может, это и хорошо, но жить стало все равно неуютно. Все больше покинутых квартир, в городе по ночам темень. Твоя семья эвакуировалась в числе первых. Насколько я знаю, они благополучно добрались до Кирова.
В нашем доме остались только мы. Мы собрали чемодан, мама сказала, что будем ждать. Но жить на чемоданах очень утомительно. Да и страшно. Кто первым эвакуировался, забрали с собой весь скарб. Сейчас же разрешают взять с собой очень мало вещей. Ходят слухи, что поезда бомбят.
Год назад отсюда так же уезжали финны. Честно говоря, мне сложно представить, что они чувствовали. Мне просто страшно. Моя родина это все-таки Ленинград. Наверное, если бы мне пришлось в спешке уехать из Ленинграда, города, в котором я родилась и прожила шестнадцать лет, я бы поняла их. Хотя, наверное, все это сентиментальные глупости.
Напиши, как твоя служба? Слышала, твою часть перебросили на Центральный фронт.
Пиши мне, пожалуйста, почаще. Тома.
11.
В городе остались только военные. У них важные задачи.
В городе: маленькие фигурки заходят в дома. Они оставляют радиомины.
На вокзале: вагон, груженный взрывчаткой, медленно ползет на подземные пути.
Мостам и дорогам осталось недолго жить.
Солдатики грузятся в поезда и машины.
Отъезжают.
Тишина.
В радиоэфире звучит команда.
И там, где раньше был вокзал, шедевр архитектуры Элиеля Сааринена, расцветает огненный цветок.
Красный кирпич, осколки стекла, куски мраморных скульптур, шрапнель падают на город.
Окна выбивает взрывной волной. Занимается пожар.
Тишина.
Город ждет. Совсем скоро сюда войдут бывшие хозяева. На протяжении почти двух месяцев на частоте 715 КГЦ будет непрерывно звучать запись «Сяккиярви Полька», забивая радиоэфир и не позволяя срабатывать советским радиоминам.
Финны спасут многие здания. Но по-настоящему финским Виипури никогда больше не станет.
Уйдут люди, поблекнут воспоминания трудного и счастливого для Томы 40-41 года.
В конце концов, останется только земля, которая хранит бесчисленные человеческие истории.