Драма в двух действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Павел - 60 лет;
Ирина - 36 лет, старшая дочь;
Нонка - 32 года, средняя дочь;
Лерка - 16 лет, младшая дочь;
Шлёпа - 44 года, друг семьи;

Ночи бывают очень темные. Осенью. Выключат фонари, а идти до дома надо как-то. Вот и скребешься потихоньку. Лужи по колено, дороги нет, тропка на обочине. Не дай Бог соскользнешь, сырой весь будешь. А холодно и без того. Осторожно идешь. Холодно ночами, и спят все, как назло, ни одного огонька в окнах. С огоньками легче. Заглянешь в окно, видишь - сидит Светка-береста у телевизора, и понимаешь тогда: три дома, и тебе направо поворачивать. А там другое окно увидишь: дядя Витя протез под кровать складывает - ну, значит ты уже на Поповича улицу должен повернуть. А там еще и еще... И так люди тебя до дома и доведут. А когда нет огоньков, тогда сложнее. Можно и поплутать. Тогда на запах идешь. Ночью здесь хлебом пахнет. Пекут. Мешают три опары, две печки стараются. По запаху пекарню всегда найдешь, а она в центре села, и фонарь там всегда горит. Оттуда уже направление возьмешь, и ты дома. А там от мамы будешь слушать, что спать надо, как следует, учиться надо, как следует. Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. У меня уже аттестат скоро будет, а ты все учишь меня, мама.

Жарища там, на пекарне, невыносимая. Мама еле живая приползала оттуда, по той же тропке на обочине, по той же грязи, только еще с сумками наперевес. Хлеб горячий приносила. Черный - это прям особый шик. Только его обязательно надо было в масло макать. Вонючее такое масло, растительное. У них оно во флягах больших стояло на пекарне, почему-то зеленого цвета было. Вот, хлеб черный, масло и соль крупная. И чаем сладким, конечно, это дело надо запивать. Кто такое блюдо не пробовал - вкуса жизни не знает, уверяю. Встретишь маму со смены, нажрешься этого месива и доволен как слон. Но начнется опять: чего ты ботинки сушиться не поставил, расклеятся же. Рюкзак не собран. Самой спать бы, а она все учит. Не учи меня, мама. Сам умный. Второй десяток разменял. Иди спи.

Пока мама спит, можно много всего интересного узнать. Например, очки мамины, если взять, а потом на крыльцо выйти, поймать в линзу от очков лучик и так аккуратно, медленно этот лучик собрать в одну точку, то доска на крыльце начинает прожигаться и можно даже имя свое написать или даже “Маму люблю”. Проснется - рада будет, до неба прыгать будет. Напишешь, идешь домой, хитрый такой сядешь у кровати на пол, смотришь на маму, ждешь, когда проснется, чтобы сразу ее за руку взять, творения свои показать. Сидишь, сидишь, тут на тебе! Крики на улице: горите! Сгорите же к... и дальше то, что мне нельзя говорить. Соседка мчится - матерится. Мама вскакивает, бежит на улицу, те же слова говорить начинает. Тушат крыльцо. И я тут опять не прав! Я разве поджигать хотел? Да знала б ты, мама, что я там для тебя готовил... Опять учит. Не учи меня, мама. Да понял я, что опасно так с очками играть. Не только понял, а опытным путем выяснил. Зря, что ли в садик хожу? За ум же меня там держат. Не иначе.

Ночи бывают очень темные. Осенью. Фонари выключили опять. Окна спят. Пекарня. Вот пекарня еще спасает. Иду я по тропке на обочине, боюсь соскользнуть, не тороплюсь. Холодно. Иду я к маме. Может она хоть меня чему-нибудь научит. Лысый уже, а совсем ума нет. Ни черта не понимаю. А так хочется что-нибудь уже понять.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Поздний вечер. Частный дом. На стене висят рыбацкие сети, пушнина и ружье. Прихожая, совмещенная с кухней и столовой. Обеденный стол с табуретками, две шторки, отгораживающие входы в спальни. Жилище скромное, даже аскетичное. Слышится кашель. Из комнаты, опираясь на трость выходит ПАВЕЛ. Плетется к кухонным полкам, рыскает по кастрюлям, накладывает еду. Роняет на пол тарелку, пытается поднять ее. Выходит ИРИНА, помогает.

ПАВЕЛ. (смеется) Собрался жить, а взял да помер.
ИРИНА. Не наговаривай лишнего.
ПАВЕЛ. Мне больше нравится за вами ухаживать, чем быть обузой. Лучше бы пеленок тонну перестирать за вами, чем так унижаться. Не ждал я, что так скоро меня подкосит.
ИРИНА. Ты просто устал. Никогда не видела тебя таким уставшим.
ПАВЕЛ. То ли ужасы эти, то ли старость, не пойму.
ИРИНА. Конечно всё эти ужасы. Ну какая тебе еще старость?
ПАВЕЛ. Вроде сплю, как убитый, себя не помню, а просыпаюсь, как будто и не спал совсем. Как призрак слоняюсь.
ИРИНА. Еще темнота постоянная. Тяжело это, Папа.
ПАВЕЛ. Я ведь очень сдал, именно когда это все началось.
ИРИНА. Я тоже очень устала. Все наладится скоро. Все пройдет, не расстраивайся.
ПАВЕЛ. Да. Пожалуй, да. Узнать бы кто этот шорох весь навел, ноги выдергать и спать уже спокойно тогда.
ИРИНА. Выдергаешь, выдергаешь

Ирина обнимает отца.

ПАВЕЛ. На наш катер теперь очень высокий спрос.
ИРИНА. Еще бы. Не лучший повод, конечно.
ПАВЕЛ. Народ сбегает пачками. Сегодня двоих на материк отвез.
ИРИНА. Кто сегодня?
ПАВЕЛ. Галька-боженька да Заяц. А вчера Коля Беспалов.
ИРИНА. И Коля тоже…
ПАВЕЛ. И Коля тоже.

Из комнаты выходит Нонка.

НОНКА. Мы так одни останемся с вами на этом островке. Страшно людям.
ИРИНА. Если подумать, как следует, чего бояться?
НОНКА. Правда что. У нас ведь такое каждый понедельник, да?
ИРИНА. Находят трупы и находят. Ну и что?
НОНКА. Ну и что? Мне вот от этого чуточку дискомфортно. Самую малость.
ПАВЕЛ. Не надо об этом постоянно думать. И вообще, глупо бояться мертвых. Надо бояться живых…
НОНКА. И не глупо это нисколько! Но, ладно. Раз так ты рассуждаешь, давай поговорим о живых. Ведь кто-то живой, а не мертвый все это делает. Сколько трупов откопано всего за неделю? И он где-то рядом с нами!
ИРИНА. А что он делает, этот кто-то? Он никого не убивает. Он помогает людям отыскать близких.
НОНКА. Ну, давайте мы тогда его к награде представим. Пригласим на ужин, узнаем, что его побудило на такие отважные дела. Будем знать героя в лицо.
ПАВЕЛ. Вот ты опять передергиваешь. Ира не это хотела сказать.
НОНКА. Ну, извините. Старший - умный был детина, средний был и так и сяк.
ИРИНА. Это понятно, что он псих…
НОНКА. И раз он знает, где копать, возможно он и закапывал? Нет? Не приходило такое в голову?
ИРИНА. Приходило. Но сейчас никто не умирает, а пропавшие находятся, это хорошо.
НОНКА. По-твоему, лучше узнать, что твои близкие давно мертвы и были закопаны у тебя под носом десятки лет…
ИРИНА. Или продолжать думать, что они пропали, но верить, что они живы и здоровы? Ты это хочешь от меня услышать?
НОНКА. Да, что лучше, по-твоему?
ИРИНА. Не знаю. Зато их похоронят по-человечески, а не как собак.
НОНКА. И будут они тут одни, по-человечески похороненные. И мы среди могил. И больше никого. Тесным кругом будем жить. Вот веселуха то! В гости к ним ходить будем. Это нормально, да?
ПАВЕЛ. Нонка, прекрати! Что к чему, не понимаю! Вокруг и так столько желающих с вами поругаться, а вы еще между собой лаетесь.
НОНКА. Где они? Где эти желающие? Оглянись, вокруг никого. Было десять инвалидов, половину ты отвез, остальные с ружьями по острову бегают, караулят этого археолога-некрофила. Может раньше и было с кем тут жить, теперь же тут жизни нет.

Входит ЛЕРКА. Присаживается рядом с отцом, прислоняется к нему.

ПАВЕЛ. Это кто разбудил моего ангелочка! Вот заразы какие, разорались тут, да? А ну-ка надавай им по ушам, я разрешаю.
ЛЕРКА. Я не спала. Боюсь. Не могу одна в комнате находиться, страшно очень. Можно с вами посидеть?
ИРИНА. Сиди, кто не дает, только не подслушивай.
ЛЕРКА. А подглядывать можно?
ИРИНА. Можно.
ПАВЕЛ. Покормите мою девочку.
ЛЕРКА. Не хочу кушать, пап, не надо.
ПАВЕЛ. Да как вас заставить поесть то?
ЛЕРКА. Что на острове делается? Слышно?
ПАВЕЛ. Ничего страшного не делается. Не забивай себе голову.
НОНКА. Слышно! Делается! Сбегает народ. Сломя голову бегут. Это же чертовщина какая-то. Вчерашние кости Коле Беспалову подбросили на крыльцо. Он в чем был в том и рванул отсюда, правда папа?
ПАВЕЛ. Правда.
ЛЕРКА. Может и нам надо тоже уехать?

Молчание.

НОНКА. Ир, два против одного. Решайся уже.
ЛЕРКА. А куда ехать?
НОНКА. Как куда? На материк. Там жизнь! Ира, все говорят, что там хорошо. Сравни, там светло, тепло и не страшно никому и ни за что, а здесь места невпроворот, темень постоянная и холодина. Теперь еще это. Ну?
ПАВЕЛ. А отца вы не хотите спросить?
НОНКА. А почему бы и не спросить. Что ты думаешь об этом, уважаемый Павел Георгиевич?
ПАВЕЛ. Я думаю, что тебе пора перестать пудрить девочке мозги.
НОНКА. Здесь нельзя оставаться!
ПАВЕЛ. Помолчи, Нонка. Какая ты заноза! Перестань. И так все линяют отсюда как крысы. Пусть. Они мне надоели уже, я только рад. А вы, например, мне дороги. Я вам разве не дорог? Ты вот, как меня оставишь?
НОНКА. Никто тебя не оставит. Уедем все вместе.
ПАВЕЛ. Никуда я отсюда не уеду. До конца дней своих. Это ясно?
НОНКА. Что ты вцепился-то в это место? На нашем острове и так ничего хорошего нет, а теперь еще маньяк завелся. Уедем, поживешь, как человек в кое-то веки.
ЛЕРКА. Я теперь боюсь на земельку наступать, там может кто-то лежать.
ПАВЕЛ. Не бойся, Лерка, за ногу не схватят. Это все из прошлого. Так было везде, куда ни плюнь. Было да прошло.
НОНКА. Мне вот как-то не легче от этого. Бать, давай просто возьмем ключи от твоего хренова катера и свалим отсюда на материк.
ПАВЕЛ. Гляди, как у тебя все просто.
ИРИНА. Хватит об этом.
ЛЕРКА. Папа, давай уедем.
ИРИНА. Он никуда не поедет, сказал же.
ПАВЕЛ. Да.

Молчание.

ЛЕРКА. Девочкам хотя бы есть что вспомнить, а я еще ничего в жизни не видела.
НОНКА. Соображает малышка то!
ПАВЕЛ. Гляди какие вы подружки стали.
ИРИНА. Одна - дитё, другая - великовозрастное дитё.
ЛЕРКА. Нонка много интересного рассказывала.
ИРИНА. Про что, например?
ЛЕРКА. Про то, какая у вас молодость веселая была.
ИРИНА. Веселая?
ПАВЕЛ. Тридцать лет, а ума нет. Она по тем временам скучает, ей это все - романтика.
ИРИНА. Тогда сиськи торчком стояли и жопа крепкая была. Вот она от ностальгии не избавится никак.
НОНКА. А ты избавилась?
ИРИНА. Избавилась.
НОНКА. Странно. Я то так себе погуляла, а настоящей звездой у нас была ты. А жопа у меня и сейчас что надо, кстати!
ЛЕРКА. Ира, ты была звездой?
ИРИНА. Не слушай ты ее. Ну, одевалась как шлюха. Красилась жирно.
ЛЕРКА. Шлюха, смешно.
НОНКА. О, Лерка, сестричка у нас не договаривает. Она в клуб заходила, сумку под ноги бросала и давай извиваться. А как ловила чей-то взгляд, указывала пальцем и командовала: “Наказать”. У нее пес цепной был. Как звали его, напомни…
ИРИНА. Никак! Я этим не горжусь. К счастью, я выбралась оттуда. Ничего хорошего в тех временах нет, тосковать по ним глупо.
НОНКА. Какая-никакая, а это была жизнь. Со странностями, с неприятностями, но жизнь.
ЛЕРКА. Мама была здесь. И мы были все вместе. Это было хорошо.

Павел медленно поднялся и вышел на улицу. Дочери разошлись по комнатам. Павел вернулся со связкой ключей. Дочери тоже вернулись. Павел снял со связки ключи, бросил на стол.

ПАВЕЛ. Езжайте. Вот ключи. Плывите, куда хотите.
НОНКА. Серьезно?
ИРИНА. Ну зачем ты так, папа?
ПАВЕЛ. Давайте, давайте, отчаливайте. В жизнь. Только что вы там будете делать, я не знаю. Жить? Вам нужны какие-то люди? В свое время здесь была цивилизация и этих людей вокруг было сколько хочешь, самых замечательных. Только, помнится мне, ничего хорошего они вам не дали. Лерка, думаешь я просто так тебя берегу? Нет, не просто так. Знаешь, как Нонка первую любовь узнала? Какие были у нее приключения?
ЛЕРКА. Не знаю.
ПАВЕЛ. Не знаешь, конечно. Такое Нонка не рассказывает, а я расскажу. Лет ей тогда было вот точно, как тебе - шестнадцать. Была она у нас такая же, как ты. Хорошая девочка, умница. Да попала вот ей вожжа под хвост. К нам приехали практиканты - геологи, мальчишка был хорошенький там - Костя. Однажды ночью, Нонка исчезла. Чтобы разыскать ее, мне пришлось обратиться к очень нехорошему человеку. (Нонке) Продолжишь, дочь?
НОНКА. Нет. Я этого не помню.
ПАВЕЛ. Нонку, нашли в чужой квартире с ножом возле горла, а нож этот, держала рука того самого замечательного мальчишки - Кости.
ЛЕРКА. Это что, правда?
НОНКА. Ты в себе вообще, старый? Мы встречались с ним, но такого не было. Просто я его бросила и все. Живет себе спокойно на Атласова улице.
ПАВЕЛ. Жил… Отвез я его позавчера.
НОНКА. Отвез и отвез, скатертью дорога. Но зачем сочинять такое про человека?
ПАВЕЛ. Я еще и сочиняю, оказывается…
ИРИНА. Пап ты в порядке? Может отдохнешь, пойдешь?
ПАВЕЛ. Я в порядке. С вами что? О чем вы жалеете? Куда бежите?
НОНКА. На ма-те-рик. Были в жизни неприятности, конечно, но с кем их не бывает. Это не значит, что надо бояться с места двинуться теперь.
ИРИНА. Нонка, полегче давай, я тебя прошу.
ЛЕРКА. Не понимаю ничего. Ира, ты тоже в какую-то беду попадала?
НОНКА. О нет, у Ирины Палны нашей все как-то гладенько было.
ПАВЕЛ. По твоему оставить мужа, чтобы вернуться сюда это гладенько? Ира вам вместо мамы стала, пустозвонка ты. Чем упрекать, подумала б лучше, что бы мы делали без нее да спасибо сказала.
ИРИНА. Пап, ляг, поспи, поговорим об этом потом.
ПАВЕЛ. Ир, ну ты - то совесть же моя. Что ты меня оттаскиваешь от них, помоги мне лучше. Ира была замужем за…
ИРИНА. Я не была замужем…
ПАВЕЛ. Была…
ИРИНА. Нет же.
ЛЕРКА. Нонка не рассказывала такого.
ПАВЕЛ. А Коля?
ИРИНА. Мы с Колей так и не поженились.
ПАВЕЛ. Брехня!
НОНКА. Пап, Коля Беспалов не женился на Ире.
ЛЕРКА. Дядя Коля Беспалов?
ПАВЕЛ. Как не женился, вы же за детьми уже собирались.
ИРИНА. Не женился.
ПАВЕЛ. (плачет) Вы что меня, дурачите, что ли? Хотите сказать, что у меня в памяти провалы? Или я из ума выжил?

Дочери все вместе обнимают отца.

ЛЕРКА. Девочки, я за него боюсь.
НОНКА. Ну ты чего, это, Георгич. Ты давай, прекращай.
ИРИНА. Тебе сейчас очень тяжело. Нам всем очень тяжело. Ты, может головой этого не понимаешь, но организм не обманешь. Ты в ужасе сейчас.
НОНКА. И я в ужасе.
ИРИНА. Все мы.
ЛЕРКА. Весь остров.
ИРИНА. И ты вместе со всеми.
ПАВЕЛ. Пока вы рядом, я смогу вас защитить, а уедете - всё! Понимаете?
НОНКА. Пап, я прекращаю. Я затыкаюсь. Больше не буду ни про какой материк. Ни слова, обещаю.
ИРИНА. Наконец-то дошло. Давайте отложим эти разговоры.
ЛЕРКА. На потом.
ПАВЕЛ. Ну как же это не была замужем?
НОНКА. Все потом, папа, все потом. Как успокоится обстановка, обо всем поговорим. Без криков и споров. Извини, пап.

Павел целует дочерей.

ПАВЕЛ. Если вы пропадете там, я себе не прощу. Как я переживу ваши несчастья? У меня больше никого и ничего в этой жизни нет.
НОНКА. Мы не оставим тебя, Папа, правду говорю.
ЛЕРКА. Да, мы всегда будем вместе. Иди в комнату.
ПАВЕЛ. Пойду.

Павел хромает за шторку. Дочери тоже по одной, молча уходят. Через минуту Павел возвращается.

ПАВЕЛ. Нет уж, погодите! Я, кажется, понимаю откуда ноги растут.(видит пустую комнату) Эй! Эй! Где вы все! Вернитесь, девочки мои! Доченьки!

Дочери выходят в недовольными вздохами.

ПАВЕЛ. (успокаивается) Вы здесь. Хорошо. Очень хорошо. Скажите - ка мне на милость, а не мама ли вас настращала? Только не врите. Я, может и плох уже, но такие вещи вижу ясно.
НОНКА. Да при чем тут, мама то? Чего ты ее вспомнил на ночь глядя?
ПАВЕЛ. Она вам наплела про материк? Она! Признавайтесь, с кем из вас она вышла на связь?
ИРИНА. Со мной мама на связь не выходила.
ПАВЕЛ. Лерка?
ЛЕРКА. Со мной тоже нет.
ПАВЕЛ. Значит кто-то из вас сам ее нашел. Нонка!
НОНКА. Что Нонка, что, опять, Нонка?
ПАВЕЛ. Ты тут громче всех выступаешь, тебе неймется, ты маме писала?
НОНКА. Откуда я могу знать где она сейчас?!
ПАВЕЛ. Это ты мне скажи! Так оно. Так. Думает, запросто можно спустя шестнадцать лет тишины вломиться к нам, как ни в чем не бывало. Вот уж такого от вас предательства я понять не могу.
ИРИНА. Какое еще предательство? Мы не собирались даже искать ее.
ПАВЕЛ. Я, несмотря ни на что был с вами всю вашу жизнь. А мама нас бросила. Она слиняла отсюда, поджав хвост. Ей стало тоскливо видите ли. Три дочери и муж ее не остановили, рванула зажигать на большую землю. Это же сумасшествие!
ИРИНА. Господи, помоги нам!
ПАВЕЛ. Лерка была грудничком еще. Ее от титьки оторвали. Мы с Иринкой ее еле-еле выкормили. Как у тебя, Лерка, подбородочек дрожал. Долго-долго ты в себя приходила. Вспомнить страшно. Вот, что твоя мама сотворила.
ЛЕРКА. Зачем ты это вспоминаешь, папа? Ты нас учил не ругать людей.
ИРИНА. Жизнь - штука темная как ночь. Никто дороги в жизни не видит, идет наощупь. Твои слова?
ПАВЕЛ. Мои, ну и что!
НОНКА. Сам то не осуждай, раз других учишь!
ПАВЕЛ. Я не понял, вы ее защищаете?
ИРИНА. Не защищаем. Просто хотим, чтобы ты свои нервы поберег.
ПАВЕЛ. Защищаете. Ой зря… ой зря! Ты, Иринка, все эти материнские хлопоты должна была в своей семье узнать, а не таким вот способом. Это из-за мамы тебе пришлось от всего отказаться в своей жизни, в нашу пользу. И что теперь? Спасибо маме!
НОНКА. Не знаю, сошла ли она с ума, как ты, Георгич, утверждаешь, но мы от тебя тут точно крышей поедем!
ИРИНА, Даже у меня терпение уже заканчивается, отец. Что за ужасная неделя!
ПАВЕЛ. Нонке вообще, как никому мать нужна была в таком возрасте. Ну как я, мужик, объяснил бы тебе все ваши девчачьи дела? Да и слушала ты меня разве? Ты с тех пор как дикарь стала. Слова тебе не скажи. Папа дурак. Папа виноват. И все. Конец разговорам.
ЛЕРКА. Мне мама не писала, но она ко мне приходит… Во сне.

Молчание.

ИРИНА. И мне мама снится. Просит прощения, сильно плачет.
НОНКА. Каждую ночь.
ЛЕРКА. Она такая красивая.
ПАВЕЛ. Нечестно это все как-то. Мать она всегда мать. Что бы она не натворила, ребенок всегда тянется к ней. Отец в этом смысле - неполноценный родитель.
НОНКА. А ты, Георгич, правда виноват.
ПАВЕЛ. Что?
НОНКА. Я и тогда и сейчас так думаю.
ПАВЕЛ. Ира, что она такое говорит?
ИРИНА. Все, я больше не могу заступаться за тебя. Я сдаюсь.
НОНКА. Ты, батя, вырастил нас, справился. Спасибо на том. Но ты себе эти неприятности сам и устроил.
ЛЕРКА. Не надо так с папой, он болеет.
ИРИНА. Не болеет он. Здоровее нас вместе взятых.
НОНКА. Он просто любит из себя страдальца корчить. Всегда ему было тяжелее всех на свете жить. Всем вокруг легко, а ему одному тяжело. И настроение слишком уж переменчивое. Этого мама и не смогла выдержать. От этого и сбежала.
ПАВЕЛ. Лер, ангелочек мой, скажи хоть ты им “Цыц”, чтобы замолчали.
ИРИНА. Не могу, папа. Я теперь не знаю, кого слушаться. И, если честно, мне с тобой тоже очень тяжело.
ИРИНА. Я даже пыталась сбежать, даже вещи собирала дважды. За порог ступить не смогла. Что-то как будто к земле прижимает, не дает из дома выйти.
ПАВЕЛ. Вот он - итог всей жизни. Получай по мордасам, родной наш отец.

Павел вскакивает, кричит, размахивает тростью, сбивает предметы со стола, полок, стен. С улицы раздается пальба. Выстрелы, крики. Нонка падает на пол. Ирина хватает Лерку, забирается вместе с ней под стол. Павел снимает со стены ружье, прижимается к стене возле окна.

ПАВЕЛ. Тихо всем! Не разговаривать, к окнам не подходить. Нонка, ползи к сестрам. Ира свет выключи. Лерку прикройте.

Ирина подползает, выключает свет. Сидят. За дверью раздается грохот.

ЛЕРКА. Мамочка!
НОНКА. Ну вот и все. Я говорила, что надо торопиться. Нет же, дождались!
ПАВЕЛ. Не паниковать. Я проверю кто там.
НОНКА. Ты с ума сошел, вояка старый? Не ходи! Не надо!
ИРИНА. Папа, давай я посмотрю.
ПАВЕЛ. Без сопливых скользко. Вам сказано, молчать! Сидите тихо, не шевелитесь.

Павел выходит. Сестры перешептываются.

ЛЕРКА. Девочки, что происходит. Это же салюты? Салюты?
НОНКА. Салюты, Лерка, салюты.
ЛЕРКА. А зачем мы прячемся от салютов?
ИРИНА. Разные бывают салюты, лучше спрятаться. Может в подвал?
ЛЕРКА. Папа не разрешает. Лучше всего под кроватью, полезли под кровать.

Дверь в дом отворяется, Павел затаскивает человека, раненного в бедро.

ПАВЕЛ. Ира, Нонка, помогите мне! Давайте, надо подхватить. Быстрей, быстрей.
ИРИНА. Как ты, папа? Все в порядке?
ПАВЕЛ. Я в порядке. Человеку помогите.
НОНКА. Ты уверен, что он нам тут нужен?
ПАВЕЛ. Жгут, бинты несите быстро! Воды ему дайте.

Дочери подхватывают раненого, сажают на табуретку. Павел садится рядом, еле дышит.

ПАВЕЛ. Ира, запрокинь ему башку, запрокинь, пусть дышит. Вот так.
ЛЕРКА. Кто это? Почему у него кровь?
РАНЕНЫЙ. Да это не кровь, вспотел немножко, сейчас просохнет.
НОНКА.(затягивает жгут) Озорной какой! Не унываешь, да?
РАНЕНЫЙ. Какое тут унывать, я на земле родной, тут все как на собаке заживет. Я вернулся в мой город, знакомый до слез. Ох, как давно я тут не был. Дайте хоть посмотреть на вас.

Достает фонарик, светит в лица.

НОНКА. Ты оборзел, что ли, раненый, тебе чего так весело-то?
РАНЕНЫЙ. А зубки-то на месте, на месте! Ну как с тобой, Нонка, не веселиться?
НОНКА. Чего?
РАНЕНЫЙ. У нас ружье заряжено, имей в виду!
ПАВЕЛ. Не бойтесь, он безоружен.
РАНЕНЫЙ. Я безоружен, безоружен. Это у нас Мама - Ира беспокоится, да? Молодец! Самая ответственная. И какая же красавица! Порода! (Лерке) А это что за такая тетя взрослая? А! Вы же Василиса Прекрасная?
ЛЕРКА. Нет, я не Василиса Прекрасная. Ира, почему он так говорит?
РАНЕНЫЙ. Аааа, вы - Роза Барбоскина. Сразу не признал! Виноват.
ЛЕРКА. Нет, я не Роза Барбоскина. Вы меня пугаете. Вам плохо?
РАНЕНЫЙ. Ну, что ты бусинка моя, мне как раз очень хорошо, просто не ожидал, что ты, Лерка уже такая большая и смышленая.
ИРИНА. Откуда ты знаешь, как нас зовут? Ты кто такой вообще?
РАНЕНЫЙ. Я? Часть силы той, что без числа творит добро всему желая…
ПАВЕЛ. Да покажи ты уже свою рожу протокольную, идиота кусок.

Раненый светит фонариком на своё лицо снизу и корчит рожу.

ИРИНА. Матерь Божья, нарисовался - не сотрешь!
РАНЕНЫЙ. Привет, вам, родные мои. Наконец-то я до вас добрался.
НОНКА.(пищит от радости) Шлёпа, сволочь ты! Напугал ведь, гад такой! Где ты был? Это же, Шлёпа, Шлёпа!
ШЛЁПА. Путешествовал, Нонка. Я ходил по белу свету, знался с умными людьми.
НОНКА. Скажи: “Нонка-лимонка”!
ШЛЁПА. Нонка-лимонка, Нонка-самогонка!
НОНКА. Да! Я глазам не верю! Приехал!
ШЛЁПА. Приехал, конечно! И сразу пулю в зад.
ЛЕРКА. Бедненький зад!
ИРИНА. Мы тут от каждого скрипа замираем, а ты так являешься! Балда же! Не можешь без приколов?
ЛЕРКА. Вы что, какой-то наш друг?
ШЛЁПА. Друг, самый самый лучший друг. Я так соскучился!
ЛЕРКА. Почему я вас не помню?
ШЛЁПА. А откуда тебе меня помнить? Мы с тобой виделись, когда ты лысенькая была и без зубов.
ЛЕРКА. Не была я лысенькая и без зубов.
ИРИНА. И умудряешься ведь появляться, когда у нас неприятности. В самое пекло. Везунчик.
ШЛЁПА. Сердцем чую, что нужен вам и сразу прихожу.
НОНКА. Точно сердцем?
ИРИНА. И в этот раз угадал.
ШЛЁПА. Такой встречи не ожидал, конечно. (Павлу) Хозяин, обнимемся?

Шлёпа протягивает руки. Павел не отвечает.

ШЛЁПА. Опешил, друг? Понимаю. Столько лет не виделись.
ПАВЕЛ. Да уж и не надеялся на такое счастье!
ИРИНА.(Шлепе) Не обращай внимания, папа не в настроении последнее время.И вообще, давай не шевелись. Тебе врача надо. Сиди, куда подскочил?
ШЛЁПА. Какой еще врач! Не надо нам, Иринка, никаких врачей. Не надо, заживет. Мы что, сами себе не врачи? Смотри.

Шлёпа берет бинт, ловко перематывает ногу.

ШЛЁПА. Вот и все! Царапнуло чуть-чуть, ерунда. Похромаю и пройдет. А вы к стрельбе привыкли что-ли? Это у вас теперь нормально?
ИРИНА. Какое там нормально, впервые это. Вся дрожу.
НОНКА. Наши видно, оборону, заняли. И по улице пройти нельзя.
ШЛЁПА. Так объясните хоть, куда я попал?
НОНКА. Раскополог у нас завелся. Никто его не видел. Только останки находят то тут, то там. Чьи они - неизвестно. Пока не опознали. Но лежали все лет по двадцать.
ШЛЁПА. Ой, ужасы какие рассказываете.
НОНКА. Ты там загрохотал на улице, я думала и за нами он пришел.
ИРИНА. Люди сбегают. Папа только успевает на материк мотаться.
ШЛЁПА. Понимаю теперь, от чего, Георгич, ты не в духе. Утомился.
ПАВЕЛ. Утомился.
ШЛЁПА. Ну ладно, теперь то не бойтесь ничего. Выкрутимся. Я здесь. Выжидают ваши, значит. Злоумышленника ловят. В меня то за что стрелять?
ПАВЕЛ. А в кого, как не в тебя?
ШЛЁПА. И что ты, Паша, этим хочешь сказать?
ПАВЕЛ. А то что интересно так совпало: ты являешься к нам среди ночи, спустя столько лет, проникаешь в дом как вор. Попадаешься под пулю и не хочешь, чтоб тебя здесь заметили.
НОНКА. Пап, не ерунди давай. В кое-то веки человек живой появился на острове, а ты его трясешь.
ПАВЕЛ. Свет включите.
ШЛЁПА. Не надо нам свет. Зачем нам свет? В темноте да не в обиде.
ПАВЕЛ. Вот об этом я и говорю. Врача не надо, свет не надо. Чего прячешься то?
ШЛЁПА. Ну ты сам подумай. Там стреляют. Я боюсь. Придут сейчас сюда эти сторожа и без суда без следствия, под горячую руку.
ИРИНА. Папа, ты нашел, кого подозревать!
ПАВЕЛ. Освободился или бежал?

Молчание.

ШЛЁПА. Какой теплый, душевный прием! Сначала подстрелили, теперь допрос устраивают.
НОНКА. Ты был в тюрьме?
ШЛЁПА. Был, Нонка, время свободное выдалось, заглянул от нечего делать. Не интересно там.
ЛЕРКА. А что такое тюрьма?
ШЛЁПА. Как детский сад, только кроватки погрязнее.
ЛЕРКА. А что вы там делали?
ШЛЁПА. Воспитывался, Лерка. Кашку ел, книжки читал.
ЛЕРКА. Вы, что, плохо себя вели?
ШЛЁПА. Да глупости. Козу по пьяни забодал, а она возьми да расскажи всем.

Павел берет на прицел Шлепу.

ПАВЕЛ.(дочерям) Отойдите от него.
ИРИНА. Папа, хватит! Это же Шлёпа - наш друг.
ШЛЁПА. Тихо, тихо, девочки, все нормально. Мы просто так общаемся своеобразно.
ПАВЕЛ. Друг, друг. И как старому другу, я разрешил ему войти, чтобы он кровью не истек. Теперь он должен уйти. Этот человек только притворяется хорошим. А вы его обхаживаете. Что тебе надо здесь? Говори!
ШЛЁПА. Что и всегда, Георгич. Помочь приехал, заступиться за вас. За тебя, за девочек. Я хочу быть рядом, когда у вас проблемы.
ПАВЕЛ. Ты же говоришь, что не знал ничего о наших последних событиях…
ИРИНА. Папа прекрати, ну как ты можешь? Ведь он нам не чужой человек.
ПАВЕЛ. А это значит, что виновник этих событий ты сам.
ИРИНА. Клеймо не ставь!
ШЛЁПА. Я все понимаю, я не в обиде. Человек пожилой. И стресс такой сейчас. Всех подозреваешь, это нормально. Но, Георгич, милый мой, перестань в меня целиться.
ПАВЕЛ. Это твоих рук дело?
ШЛЁПА. Да с чего ты взял то?

Павел тычет дулом в лицо Шлепе.

ПАВЕЛ. Ты выкапываешь мертвых?
ШЛЁПА. Ну, это, как посмотреть, Паша…
ПАВЕЛ. Ты?
ШЛЁПА. Допустим, я!

Молчание.

ПАВЕЛ. Встал и вышел отсюда, чтоб я никогда тебя больше не видел, даю тебе шанс сбежать по старой памяти.
ШЛЁПА. Я бы с радостью, Паша, но я не могу. Я еще здесь нужен.
ПАВЕЛ. Нам ты не нужен.
ШЛЁПА. Я не опасен для вас. Я не причиню вам зла, потому, что люблю вас. Я прошу только помочь мне. Да, это я творил все эти страшные вещи. Я раскаиваюсь. Я был зверем. Зверя надо держать в клетке. Это правильно. Я искуплю вину. Что еще?
НОНКА. Я не верю в это!
ИРИНА. Это все какой-то страшный сон?
ШЛЁПА. Отчасти так, Иринка.
ЛЕРКА. Надо звать милиционеров!
ШЛЁПА. Видишь ли, ангелочек мой, тогда придется попрощаться с вашим папой. Нас с ним кое-что некоторым образом связывает. Да, Паша?
ПАВЕЛ. Я сейчас просто сдам тебя местным и дело с концом.
ШЛЁПА. Опусти ружье, Георгиевич. Обсудим наши с тобой дела. Пора поговорить.
ПАВЕЛ. Говори.
ШЛЁПА. Да как то не говорится, с дулом у лица.
ПАВЕЛ. Что ты хочешь?
ШЛЁПА. Я пришел, чтобы попросить тебя об одной услуге. Оказать ее можешь мне только ты. Сделай, что я прошу и я уйду.
ЛЕРКА. Я сейчас закричу!
ШЛЁПА. Да, чтоб вас всех!

Шлёпа выхватывает ружье у Павла. Отправляет его в угол. Дочери бегут к отцу. Шлёпа держит всех на прицеле.

ШЛЁПА. (кричит) Ну вот зачем нужно было доводить до этого? Ведь можно было решить все цивилизованно! Думаете, я хочу вас пугать? Нет, не хочу! Но вы же не оставляете мне шансов.

Лерка протяжно плачет.

ШЛЁПА. Лерка, ну ты чего? Лер, не плачь. Пожалуйста, успокойте ее кто-нибудь. Как вам не больно это слышать? Ир, возьми ее на ручки, что ли, я не знаю.
ИРИНА. Да, сейчас.

Ирина гладит Лерку, успокаивает.

НОНКА. Шлёпа, хороший мой, ты же не собираешься стрелять?
ШЛЁПА. Вообще не собирался, но теперь даже не знаю, что тебе ответить.
ИРИНА. Я не верю, что ты целишься в нас. Что с тобой произошло?
ШЛЁПА. Я раздосадован! Мне казалось, я достаточно добра сделал для вас, чтобы обратиться за помощью. Просто прийти и попросить вас.
ИРИНА. Конечно, ты можешь попросить нас обо всем.
ПАВЕЛ. Не пытайтесь заговорить его, это бесполезно.
НОНКА. Тебе лучше сейчас не встревать, Георгич. Посмотри до чего ты его довел!
ПАВЕЛ. Он нас всех перебьет сейчас вот и все.
ИРИНА. Ну, конечно же нет!
ПАВЕЛ. Он убийца. Вы боялись хренова археолога-некрофила, когда не знали, кто он. А теперь он стоит перед вами, и вы с ним любезничаете.
ШЛЁПА. Я не некрофил!
ИРИНА. Я же говорю!
НОНКА. Это не он! Когда тебе тычут ружьем в морду - ты признаешься в каких угодно холокостах на свете.
ШЛЁПА. Да, ружьем в морду было неприятно.
ИРИНА. Может извинишься, папа?
НОНКА. Извинись!
ПАВЕЛ. Извини.
ШЛЁПА. Бывает, проехали.
ИРИНА. Ну вот и все, опускай теперь ружье и говори, что мы можем для тебя сделать. Давай, давай. Можешь на нас рассчитывать.
ШЛЁПА. Это так паршиво. Вся эта ситуация просто какая-то срань.
ИРИНА. Согласна!
НОНКА. Да!
ЛЕРКА. (хихикнула) Срань.
ШЛЁПА. Чтобы я держал на мушке вас… Такого я себе и представить не мог.
ИРИНА. Вот и перестань в нас целиться и расскажи нам все. У тебя проблемы? Мы решим их.
ШЛЁПА. Простите меня, но ружье я не опущу. Я вас люблю, но мне нужны гарантии. У меня осталась одна ночь. Всего лишь эта коротенькая ночь.
НОНКА. На что у тебя ночь? И что за сроки такие?
ШЛЁПА. К утру тут будут оперативники с собаками, оцепят остров, меня повяжут, переломают ребра и швырнут обратно в камеру. Я должен успеть, потому, что это так продолжаться не может.
ПАВЕЛ. Бежал все таки.
ШЛЁПА. Бежал. Ты бы тоже бежал. Попробуй, усиди на месте, когда изо дня в день думаешь и думаешь о них.
НОНКА. Шлёпа, я не въезжаю во всю эту ситуацию. Но, знаешь, мне вообще все равно, что ты там натворил и кто там за тобой гонится. Тебе надо скрыться? Мы это организуем.
ШЛЁПА. Мне надо освободить их всех. А потом можно и скрыться. Но я не некрофил!
ПАВЕЛ. А кто же еще!
ШЛЁПА. Некрофил, это когда… А я не… Я только выкапываю и все. У меня к ним такого интереса нет и не было никогда.

За окном раздаются выстрелы. Лерка плачет.

НОНКА. Что, серьезно, что ли? Это ты делаешь? Вот ты тварь…
ШЛЁПА. Тварь, конечно тварь. Разве можно с этим поспорить?
ПАВЕЛ. Он еще и не на такое способен.
ШЛЁПА. Давай, Георгиевич, трави. Ты то ведь у нас непорочный и приятный во всех отношениях мужчинка, да?
ПАВЕЛ. Может кому-то и не приятный, но мои грехи с твоими рядом не стояли.
ШЛЁПА. Вот не люблю, когда делают вид, что вы - это вы - чистые, а мы - это мы, грязные. Грязных можно выстирать, а чистых запятнать.
ПАВЕЛ. Тебя не отстирать ни чем на свете, легче выкинуть.
ШЛЁПА. Если бы ты справлялся со своей работой, меня бы тут даже не было!
ПАВЕЛ. Если бы ты не стал мне помогать, я бы за эту работу и не взялся даже!
НОНКА. О чем вы говорите? Какая работа. Папа всю жизнь на катере отъездил.
ПАВЕЛ. Давай наедине!
ШЛЁПА. Возил всякое разное на остров, да?
ИРИНА. Да. Поэтому я не понимаю, в чем ты его обвиняешь.
ШЛЁПА. Ой, девочки. Какую длинную и неприятную историю придется мне вам рассказать.
ПАВЕЛ. Я прошу, давай не при девочках.
ШЛЁПА. Да пошел ты. Папа ваш возил на остров провизию. Хорошим делом занимался, но денег это приносило маловато. А хотелось больше. Вот и нашел он халтурку. За хорошие деньги и молчание, перевозить и оставлять на острове большие такие ящички.
НОНКА. Оставлять на острове?
ПАВЕЛ. Назовем это так.
ИРИНА. И что тут плохого?
ШЛЁПА. Хорошо, скажу точнее. Не оставлять, а закапывать.
ИРИНА. И даже тут не вижу ничего криминального.
ШЛЁПА. Криминального тут - содержимое ящичков как раз.
ПАВЕЛ. Я только перевозил, всем остальным занимался ты!
НОНКА. Только не говорите, что это было оружие!
ШЛЁПА. Не оружие, Нонка, и не наркотики.
ИРИНА. Слава Богу!
ПАВЕЛ. Наркотики зло!
ШЛЁПА. Да, наркотики настоящее дерьмо.
ПАВЕЛ. Мы в это к счастью не вляпались.
ШЛЁПА. Люди. В ящиках были люди.

Выстрелы за окном. Леркин плач.

ПАВЕЛ. Я не знал, на что шел!
ШЛЁПА. Только вот обратной дороги оттуда нет, надо было соображать. Не маленький был. Взялся - ходи. Что не смог, да? Не смог?
ПАВЕЛ. Не смог!
ШЛЁПА. А я смог. Я взялся закапывать. Я рискнул и взял на себя эту грязную работу. Иначе ваш папа оказался бы в похожем ящичке. С тех пор мы с ним рука об руку. Все, что он не в силах был сделать, делал за него я. Так было всегда с тех пор. А теперь, Паша, пришло время и тебе взять на себя хоть какой-то риск за меня.
ПАВЕЛ. Нет, не пришло. Ребята, которые тебя подстрелили скоро доберутся сюда и засунут тебе гранату прямо за шиворот.
ШЛЁПА. Ничего они мне не засунут, пока у меня есть вы.
ЛЕРКА. Мы, что - ваши заложники?
ШЛЁПА. Неприятно это говорить, Лерка, но да! Короче, Паша, бери лопату - шуруй, копай.
ПАВЕЛ. Я в эту грязь наступать не собираюсь.
ШЛЁПА. Узнаю старого друга. Ручки пачкать не хочет. Но мы ведь с девочками тебя так сильно просим, правда, девочки?

Поднимает ружье.

НОНКА. (кричит) Правда! Папа, иди, копай.
ПАВЕЛ. Сам копай!
ШЛЁПА. Мне на улицу ходу нет, Паша. Видно же, как меня там ждут. А ты никому не нужен, старый ты таракан. Бери лопату и иди копай, где я тебе скажу. Осталось-то, два тела.
НОНКА. Почему бы тебе просто не оставить их в покое и не сбежать?
ШЛЁПА. Как это?
ИРИНА. У тебя есть выбор. Пока ты здесь, возишься со своими трупами, сюда приближается конвой. Подумай, может быть время, оставшееся до утра потратить на то, чтобы подальше убежать?
ШЛЁПА. Нет, надо успеть все. И откопать и убежать. Они похуже конвоиров будут. Ты можешь себе представить, как у тебя над ухом с утра до ночи орут и проклинают тебя?
НОНКА. У тебя галлюцинации?
ШЛЁПА. Не знаю, верное ли это слово. Они живые. Я закопал их, а они продолжают жить. Конечно, было за что их закопать. Они все были редкими сволочами. Но пока они не похоронены, как следует, а считаются пропавшими, они не отстанут от меня. А мне с ними общаться больше не хочется.
ЛЕРКА. А что такое галлюцинации?
ШЛЁПА. Ты Иру видишь?
ЛЕРКА. Вижу.
ШЛЁПА. А теперь представь, что ее на самом деле нет.
ЛЕРКА. Я так не хочу.
ШЛЁПА. Вот и я так больше не хочу. Поэтому, Георгич, бери лопату и дергай отсюда. За работу, товарищи!
НОНКА. Давай, мы откопаем их, а ты просто уезжай, прямо сейчас.
ИРИНА. Вот ключи. Берешь их, заводишь катер и уплываешь с острова. А все, что здесь сегодня произошло, останется между нами.
ШЛЁПА. Интересная идея.
НОНКА. Мы были рады тебя видеть, но тебе пора.
ШЛЁПА. Вы меня отпускаете?
ЛЕРКА. Отпускаем.
ШЛЁПА. Потрясающе. Но на катере нельзя. Катер нужен вашему отцу. Завтра по меньшей мере будет еще пара пассажиров на материк. Файка и…
НОНКА. Файка Мухина?
ШЛЁПА. Файка Мухина и ее сынок недоразвитый - Шумахер. Ой, как она меня измучила! Она очень много говорит. Притом, что она очень тупая и в ее словах нет никакого здравого смысла. Слушать тупого человека невыносимо. Недавно она час напролет рассказывала мне про камасутру.
НОНКА. Файка про камасутру? Она даже зубы никогда не чистила. Как ее может интересовать камасутра?
ПАВЕЛ. Постоянно от нее воняет кариесом.
ШЛЁПА. Она не знала, что гигиена в камасутре что-то значит. Она думала, что камасутры - это жуки такие. Говорила, мне, что им с сыночком и так места мало, а еще эти камасутры завелись. Ей кто-то сказал, что жуки такие, оранжевые называются камасутры.
ИРИНА. А помните, как Шумахер за жвачку-арбузик сожрал жука?
ПАВЕЛ. Жука-короеда, огромного, черного с длинными усами.
ЛЕРКА. Фуу.
ПАВЕЛ. Ему тогда уже было двадцать пять лет. Жук у него так скрипел на зубах, как пенопласт по стеклу.
ЛЕРКА. Не рассказывайте!
ПАВЕЛ. Мало того, что они оба просто дебилы. Файка растила мак и обкалывала им всех здешних подростков. Хуже этого преступления нет ничего на свете.
ИРИНА. Почему ты так уверен, что они завтра поплывут на материк?
ШЛЁПА. Тут все логично. Галька-Боженька с Зайцем уплыли?
ПАВЕЛ. Уплыли.
ШЛЁПА. Коля Беспалов уплыл?
НОНКА. Да. Умчался без оглядки.
ШЛЁПА. И этот. Чувырло обсосанное. Без зубов, который?
НОНКА. Костя. Костя тоже уплыл.
ШЛЁПА. Вот. И Файку с Шумахером Паша сейчас откопает и они поплывут на материк. И оставят меня, наконец, в покое. Я стану свободен от них всех. Все логично.

Молчание.

ИРИНА.(смеется) То есть тебе не давали покоя эти люди?
ШЛЁПА. Конечно!
ИРИНА. Те кого ты сейчас перечислил?
ШЛЁПА. Да, и еще дохрена других.
ИРИНА. Наших знакомых?
ШЛЁПА. Ну, да, да, да! Чего ты смеешься?
ИРИНА. От радости. Я уже поверила, что ты правда поехавший. Что тебя призраки какие-то преследуют. Глюки и все такое. А это просто живые люди.
НОНКА. Я так и знала.
ПАВЕЛ. Что ты там знала?
НОНКА. Шлёпа, ты неисправим. Ну ты, клоун. Ты тут цирк опять устроил? Вот сейчас реально перегнул. Серьезно.
ШЛЁПА. (плачет) Их давно нет в живых.
ИРИНА. Успокойся. Эй, с тобой все в порядке.
ЛЕРКА. Дядя Шлёпа не плачь. Хочешь, Ира тебя на ручки возьмет?
ШЛЁПА. Нет. Меня нельзя. Я убийца. Меня нельзя жалеть, принцесса моя.
НОНКА. Ты никого не убивал. Они живы и здоровы. Ты, конечно не прав, что раскопками тут занимаешься. И черт с ним, что ты всех тех людей когда-то закопал. Но ты не убивал Файку, и Костю, и Гальку. Их ты не закапывал.
ШЛЁПА. Убил всех до одного. Жестоко убил.
ИРИНА. Они ходят, говорят, дышат. Все с ними хорошо. И с тобой все хорошо.
НОНКА. Костя жив.
ШЛЁПА. Мертвее мертвого. Я выбил ему зубы и прикончил, за то, что он с тобой сделал.
НОНКА. Ничего он со мной не делал, не придумывай.
ИРИНА. Я сегодня это уже слышала. Не хочешь ли ты сказать, что-нибудь и про Колю Беспалова?
ШЛЁПА. Нет, не хочу о нем говорить. Он не мужик. Алкаш и кухонный боец. Я его тоже убил. Он издевался над тобой.
ПАВЕЛ. И вот вину за всех кого ты убил сам, в нерабочее время, ты тоже хочешь разделить со мной, правильно понимаю?
ШЛЁПА. Конечно! И печали и радости, все вместе, все пополам. Тем более, я делал это ради вас, и они это заслужили.
ПАВЕЛ. Невозможно ничем заслужить смерть!
ШЛЁПА. Можно. Своим отношением к тебе и твоим дочерям.

На улице раздаются выстрелы.

ИРИНА. Так, предположим. Истории Файки, Коли, Кости мы как будто тоже принимаем. А Галька-Боженька, а Заяц? Они что, тоже террористы какие-то? Они же просто несчастные опойки.
ШЛЁПА. Они - просто жертвы обстоятельств. Невинные жертвы, они правда были безобидными. Оказались не в нужном месте, не в нужное время.
ИРИНА. Не были, а есть, Шлёпа. Они все это время жили здесь, на острове.
ШЛЁПА. Девочки, это трудно объяснить, и уж тем более трудно понять, но это так. На этом острове нет живых людей. Это все неприкаянные души. Души тех людей, у которых я отнял жизнь. Они вынуждены быть здесь, пока их не освободят. Они потерянные без вести.
ИРИНА. Ладно… А если мы выкопаем их за тебя, они перестанут за тобой ходить?
ШЛЁПА. Да, перестанут.
ИРИНА. Тогда мы сделаем это. Прямо сейчас пойдем и выкопаем. А ты будь здесь.
ШЛЁПА. Вы останетесь со мной. Паша пойдет один.
ПАВЕЛ. Я не оставлю девочек.
ИРИНА. Папа, пойди, сделай, что он хочет.
ПАВЕЛ. Откуда мне знать, что тут ничего не случится пока я хожу?
ШЛЁПА. Никого не трону, если все пройдет гладко. Если все будут свободны и оставят меня в покое.
ИРИНА. (подмигивает отцу) Папа, это же Шлёпа. Он наш друг. Он нас не тронет.
НОНКА. Иди. Не тупи.
ШЛЁПА. Да, Паша, помоги мне, пожалуйста. И лучше сразу отвези их на материк.
ПАВЕЛ. Я понимаю. Я все сделаю. Где они закопаны?

Павел одевается, идет к выходу.

ШЛЁПА. По дороге на поле, где они растили мак. За речкой-говнотечкой. Понял? Прямо там я их и оставил. Там где они окучивали свою отраву.
ПАВЕЛ. Я найду их, не беспокойся. Очень скоро ты будешь свободен. Очень скоро.
ШЛЁПА. Без лопаты откопаешь?
ПАВЕЛ. А, да, лопата!
НОНКА. Лопата! Ты совсем, что ли, пап? Лопату то возьми. Вон, в углу стоит.

Берет в углу лопату. На ней куски земли.

ИРИНА. Он очень рассеянный в последнее время, сильно сдал. Сам на себя не похож. Эта постоянная темнота. И ты вот еще нам подкинул сюрприз.
ШЛЁПА. Устал, папа.
ИРИНА. Устал.
ПАВЕЛ. А чего она грязная то какая?
НОНКА. Иди, папа, иди, копай уже, чего ты тянешь?
ЛЕРКА. Пока, папуля!

Павел выходит. Молчание.

ЛЕРКА. Хорошо сидим.
НОНКА. Н-да.
ИРИНА. А что ты собираешься делать потом, когда все закончится?
ШЛЁПА. Не знаю. Займусь чем-нибудь полезным.
ИРИНА. Понятно.
ШЛЁПА. Ну, если честно, мечта у меня есть.
ИРИНА. Мечта - это очень хорошо. Мечтать надо.(пауза) Расскажешь?
ШЛЁПА. Да неее…
НОНКА. Ну ты чего, все свои.
ЛЕРКА. Наверное, это секрет!
ШЛЁПА. Секрет.
ИРИНА. Секрет значит секрет.
ШЛЁПА. Ладно. Короче, я видел однажды, как снимали кино. У нас в колонии. Приехали вагончики такие, много-много. Техники этой съемочной две машины. Людей куча. Не знаю, конечно зачем там столько техники и людей. Сериал про зону снимали. Играл, этот, как его, я его вживую видел, борода как по линейке побритая.
ИРИНА. Петров?
ШЛЁПА. Нет, постарше.
НОНКА. Прилучный?
ШЛЁПА. Я не знаю, кто такой Прилучный. Прилучный разве актер? Вроде не актер. Нет, точно не он. Да и хрен с ними, они все одинаковые. Ну вот, короче мы потом этот сериал смотрели. И этот актер, он там типа вор в законе у них в кино. Семью потерял и кукушкой поехал. Вот он вернулся домой и ему там эти дети глючились и жить ему так было легче. Но потом его все равно замочили.
ИРИНА. Интересно ты рассказываешь…
НОНКА. Я поняла что за сериал! Да, актер этот там не в тему вообще.
ШЛЁПА. Конечно! Мы переплевались там все. Ну, доходяга какой-то. Ну какой он вор в законе? Он еще и на маникюр ходит по-любому.
НОНКА. Вообще, я где-то читала, что он сладкий. Ну, говорят, правда.
ЛЕРКА. Как это, сладкий?
ИРИНА. Когда дядя любит дядю, а не тетю.
ШЛЁПА. Зачем ты это сказала? Мне теперь позорно, что я это смотрел! Фу. Ты серьезно? Не могли нормального актера взять, что ли? Взяли бы Юру Борисова.
НОНКА. Точно.
ШЛЁПА. Да, Юра Борисов, что надо актер!
НОНКА. Очень крутой.
ИРИНА. Ну, а мечта то у тебя какая?
ШЛЁПА. Ну я вот на это их искуйство посмотрел и понял, что кино про эту жизнь снимать у нас не умеют. Не знают ничего. Потому, что они в ней не купались.
НОНКА. И ты сам, что ли собрался кино снимать?
ШЛЁПА. (замялся) Ну а че.
ИРИНА. Нонка…
НОНКА. (хохочет) Ну, капец. Я представила! Ты режиссер, ходишь такой в кепке, нервничаешь, весь козырек измял как пластилин. Под зад всех пинаешь, в рацию материшься.
ШЛЁПА. Че материться то сразу? Я могу быть культурным, я знаю, что там люди культурные работают. И у меня с ними получилось бы сотрудничать.
НОНКА. Ну да, если еще ствол при себе иметь.
ИРИНА. Ты совсем сдурела?
ШЛЁПА. Я вообще-то начитанный человек. Шукшин нравится, Достоевский, Харуки Мураками. Знаете сколько я книг прочитал в тюрьме?
НОНКА. Ну, кино это же сложно. Это уметь надо.
ШЛЁПА. Я способный, научусь.
НОНКА. Ты хочешь воспеть ту жизнь, которой жил?
ШЛЁПА. Не воспеть, а показать правду. Жизнь, которой я жил раньше на самом деле не так романтична, как ее показывают в фильмах. Вы думаете мне нравятся все эти стрелки, разборки, тюрьмы и лагеря? Нет, мне это не нравится и вряд ли это кому-то может нравиться.
НОНКА. Ну, все равно ведь нужен какой-то опыт.
ШЛЁПА. У меня достаточно опыта. У меня вся голова разбита милицейскими прикладами.
НОНКА. По-моему, ты слишком размечтался.
ШЛЁПА. Я просто хочу перейти в другой образ жизни. Более честный и более порядочный. Если я смогу зарабатывать честно, зачем мне нужен будет весь этот криминал?
ИРИНА. Но не обязательно же кино снимать. Можно и попроще как-то перейти. Кто мешает?
ШЛЁПА. Мне мешают люди. Все знают меня, как чудовище и только ленивый не укажет мне на мое место, когда узнает о моем прошлом. Они меня боятся и никак не хотят в свой круг впустить. А за все грехи я свое отбыл и теперь тоже хочу улыбаться, быть любящим и нежным.
ИРИНА. И будешь, обязательно будешь! Сейчас папа во всем разберется и ты уедешь. И ты построишь свою новую жизнь. Я в тебе нисколько не сомневаюсь.
ЛЕРКА. Все будет хорошо!
НОНКА. Мы, оказывается, совсем не знали Пал Георгича. Он преступник. Тебя во все втянул. Конечно он тебе должен. Сам вышел сухим из воды, а ты на себя взял весь удар. Он струсил, а тебе жизнь перекалечил.
ШЛЁПА. Не говорите так о нем. Я рад, что все получилось так. Он интеллигентный человек и не должен был этим заниматься - жизнь заставила.
НОНКА. Нормально так. Жизнь заставила, так и разбирайся сам. А он, взял, все это замутил, а сидеть тебе. Подставу устроил.
ШЛЁПА.  Не смейте так говорить о своем отце! Он самый лучший человек из всех, кого я знаю.
НОНКА. А я вот уже сомневаюсь, можно ли так о нем сказать.
ШЛЁПА. Вы и понятия не имеете, что ему пришлось пережить. Он хотел для вас только лучшего. Чтобы вы были в достатке и безопасности. Поэтому я был рядом. И, когда тебя, Нонка, похитили, и когда Беспалов начал Иру обижать. И еще длинный список разного дерьма.
ИРИНА. Наверняка ты нас часто выручал, просто мы этого не помним.
ШЛЁПА. Постоянно.
ИРИНА. Спасибо тебе за это.
ШЛЁПА. Понимаете, хорошему человеку трудно. Он не может пойти и за любой косяк начистить рыло. Душа не выносит насилия. Поэтому каждому хорошему человеку нужен отбитый друг. Такая моя роль в этой жизни. А правильно это или нет, рассуждать уже поздно.
ИРИНА. Мы бы все хотели жить, как надо. Только вот никто не знает как.
ШЛЁПА. Ага. Живешь, как в темноте. Бредешь наощупь и не знаешь, что впереди. Пройдешь пару шагов и только тогда понимаешь что-то об этой паре шагов.
ИРИНА. Но идти-то надо, правда?
ШЛЁПА. Надо.

Обнимают Шлепу.

ШЛЁПА. Не вините отца. Он не преступник. Преступник здесь только я.
НОНКА. Кстати, где там уже папа, что-то я переживаю за него? Что там можно так долго делать?
ИРИНА. Шлёпа, ты, конечно решаешь сам, но как думаешь, а если нам пойти и помочь отцу? Ведь так быстрее получится. Здесь ты будешь в безопасности.
ШЛЁПА. Да какие из вас помощницы?
НОНКА. Эээ, вообще-то, это сексизм. Не боишься общественного порицания?
ШЛЁПА. Да при чем тут сексизм? Дело не в том, что вы женщины, а в том, что я не могу вас отпустить, это решает только ваш отец.
НОНКА. Ну перестань, мы большие девочки уже. Ты тоже воспитателем нашим собрался быть? Папа к себе привязал, хочет, чтоб мы тут до его смерти жили. Теперь еще ты?
ШЛЁПА. А что плохого в том, чтобы последние дни провести рядом с родителем?
ИРИНА. Понимаешь, мы не хотим дожидаться пока папа умрет. Мы хотим, чтобы он еще долго жил. И жил в удовольствие.
ШЛЁПА. Где-нибудь на материке, да?
НОНКА. Ну, конечно! На материке. Что нам здесь-то делать?
ШЛЁПА. Вы ему с этим материком уже всю плешь съели наверное? Что же вы так торопитесь туда?
ЛЕРКА. Там мама, мы соскучились.
ШЛЁПА. Да, мама ваша давно там. Отец не хочет, наверное того же самого для вас.
НОНКА. Вот именно, будто мы, рожей не вышли.
ШЛЁПА. Я то вас могу отпустить. Мне не жалко. Но пока это не разрешит Паша, вы все равно не сможете уехать.
НОНКА. Если что, мы сейчас никуда не собирались ехать, ты так не подумай. Мы только папе поможем и вернемся.
ШЛЁПА. Конечно, конечно. Ну попробуйте.
ИРИНА. Ты отпускаешь нас, я правильно поняла?
ШЛЁПА. Идите.
ИРИНА. Правильно, Шлёпа. Так ведь быстрее будет. У тебя времени больше останется, чтобы убежать.
НОНКА. Сейчас мы выкопаем всех, кого надо и не надо и вернемся.
ИРИНА. А потом ты на катер сядешь и как дашь газу!

Девушки одеваются. Ирина толкает дверь. Она не открывается.

ИРИНА. А когда ты успел двери запереть? Ты открой, пожалуйста, как мы через запертые двери пойдем.
ШЛЁПА. Она не заперта.
НОНКА. Еще как заперта. Может это папа?

Нонка безуспешно толкает дверь. Шлёпа подходит и спокойно открывает ее. Девушки, как вкопанные стоят у дверей, не могут шагнуть.

ШЛЁПА. Идите.
ЛЕРКА. Я не могу.
ШЛЁПА. Вот видите? Я вам тут не помогу. С этим вопросом только к папе.
ИРИНА. Я вам говорила, что я пыталась сбежать из дома. Собрала вещи, попрощалась со всеми про себя, посидела на дорожку. А шагнуть за порог не смогла.
НОНКА. Я думала ты про какие-то душевные терзания свои рассказывала, а ты просто физически не смогла? Так же как вот я сейчас не могу ступить?
ИРИНА. Да. Будто что-то к земле прижимает. На грудь давит.
НОНКА. На гипноз какой-то похоже. Что за хренотень?
ШЛЁПА. Физически… Физически тебя, Нонка, давно уже нет. Как и Иры. И тебя, Лерка, как это ни печально, давно уже нет.
НОНКА. Ну да. Ну да. Конечно. Нас тут нет. И тебя нет и ничего на свете нет. Только массоны и рептилоиды.
ШЛЁПА. Это трудно. И больно. Объяснить это почти невозможно, еще сложнее в это поверить. Но чем быстрее поверишь, тем быстрее свыкнешься с этим. Поверьте, девочки. Меньше всего мне хотелось, чтобы вы так узнали об этом. Я надеялся, что Паша все-таки подберет нужные слова. Вы давно мертвы.
НОНКА. Девочки, а что делать? Как то надо выбираться. Вы видите, насколько далеко зашел бред этого человека. (Шлепе) Выпусти нас, урод. Иначе, я обещаю, я загрызу тебя. И мне плевать, что у тебя в руках ружье. Пальни ты в меня хоть оба патрона, я доползу до тебя и перегрызу тебе глотку. Я сдохну, но девочки уйдут. А ты окончишь свои дни здесь.
ШЛЁПА. Послушайте, я ничего не могу для вас сделать. Вы такие же пленники как Файка, Коля и прочие. Ваши тела также закопаны в земле, но я не знаю где. Поэтому я не могу решить вашу проблему.
ИРИНА. Заткнись!
ШЛЁПА. Вы стремитесь на материк так же, как те, кого я откопал за эту неделю.
ЛЕРКА. Мы хотим на материк потому, что там мама.
ШЛЁПА. И вы не догадываетесь, почему она там?
НОНКА. По твоей больной логике, она давно мертва.
ШЛЁПА. Правильно. Да, ваша мама на материке, потому, что она давно умерла. Но, в отличие от вас, она похоронена по-человечески. Официально, так сказать отправилась на тот свет. А вы нет.
ИРИНА. Бред!
ШЛЁПА. Вы - пропавшие без вести. Вас не нашли. Все на этом острове, включая вас просто призраки. Вы все пленники острова.
ИРИНА. Может и папа тоже призрак?
ШЛЁПА. Нет, он как раз живой.
ИРИНА. А материк это типа тот свет?
ШЛЁПА. Привычным языком - да.
НОНКА. Материк - это материк. Земля. На этой земле живут люди. И мы туда поедем и будем там жить.
ИРИНА. Мы не мертвы.
ШЛЁПА. Мертвы, Ира. Ваша мама умерла. А вскоре и вы. Когда на острове узнали, что все это дело наших с вашим отцом рук, дом обстреляли. Не спасся никто, кроме меня и Паши. Я просто сбежал тогда. Мне очень жаль.
НОНКА. Просто фантастическая книжка какая-то. Где наш папаша? Его отправили за помощью, а он где-то прогуливается. Он походу просто кинул нас, как и тебя в свое время. Мы знали, что на него рассчитывать не стоит и почти выбрались сами, но случается какая-то необъяснимая хрень! Но как бы там ни было, помощь скоро придет, и тогда тебя, психанутого мудилу, посадят на кол за то, что ты сделал и я лично спляшу джигу-дрыгу на твоей могиле.
ШЛЁПА. Что вы за странные такие люди?
ИРИНА. Это ты говоришь про странности? Ты, чертов шизик?
ЛЕРКА. Что такое шизик?
ШЛЁПА. Вам легче обвинить в безумии другого человека, чем самим принять очевидное. Я был бы счастлив, если все это было бы игрой моего воображения, но нет. Это, к несчастью не так.
НОНКА. Может это придумало мое воображение? Нет. Мое воображение на такое не способно. Я здоровый человек.
ШЛЁПА. Возьмитесь за руки.
ИРИНА. Может и хороводы вокруг тебя поводить?
ШЛЁПА. Возьмитесь. Вы почувствуете, что вы холодные как лед.
ИРИНА. Не май месяц на дворе.
ШЛЁПА. И постоянная темнота, как в могиле, да? А когда вы в последний раз что-нибудь ели?
НОНКА. Аппетита нет на этой неделе как-то?
ШЛЁПА. А что было до этой недели вы помните? И вообще, помните вы хоть что-нибудь, кроме того, что рассказывал ваш отец?

Молчание.

ШЛЁПА. Теперь вы готовы это принять?
НОНКА. Пошел ты на хрен, псих!
ШЛЁПА. Я не псих.
ИРИНА. Я не псих, я не псих, я военный разведчик.
ШЛЁПА. Не верите… Тогда смотрите.

Шлёпа стреляет в Ирину, затем в Нонку. Обе падают. Лерка выпучила глаза на Шлепу.

ШЛЁПА. Так, два же патрона всего. Сейчас, Лерка, подожди. Только не бойся, хорошо? Не боишься?
ЛЕРКА. Не боюсь.

Шлёпа суетится, рыскает по полкам.

ШЛЁПА. Не знаешь, где у папы патроны?
ЛЕРКА. Знаю, там слева наверху.
ШЛЁПА. О, нашел. Сейчас, Лерка, подожди секундочку.

Шлёпа заряжает ружье.

ШЛЁПА. Вот, все. Готово, рыбка моя!

Шлёпа стреляет в Лерку. Лерка падает.

Антракт.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Ночь. Ира, Лерка и Нонка летают в небе над островом.

ИРИНА. Я ведь и впрямь была замужем за Колей Беспаловым. Мы с ним встречались с самой школы. Отгуляли свадьбу на следующий день после выпускного и стали жить вместе, это всем запомнилось. Правда ведь. У меня была моя семья. Когда я была жива.
Я забеременела, и Коля был от этой новости бесконечно счастлив. Он, как заведенный строил планы на наше будущее, на нашу долгую, безбедную жизнь. Он показывал мне картинки дома, который непременно для нас построит своими руками, собирался даже открыть бизнес какой-то. Смешной такой. Мы ждали сыночка. Он был здоров и я была здорова. Все было прекрасно, пока не пришло время рожать.
Его не спасли. Гипоксия. Он умер при родах.
Когда роды закончились, нас оставили вдвоем с Колей. Он был разбит, а меня, видимо, гормоны перекрыли. У меня была эйфория. С одной стороны, я понимала, что у меня нет живого ребенка, а с другой стороны - я только что родила, значит стала мамой… Коля не смог понять этого моего состояния. Он решил, что я не хотела становиться матерью, потому и не горюю вместе с ним. А я собой не владела тогда. Меня боль догнала только на второй день, я начала плакать. Но Колю это уже не убеждало. Помню, в послеродовом лежали мамочки с детьми. Малышки все время кричали и кричали. Мне так приятно было слушать их. Когда они переставали плакать, начинала плакать я, а когда начинали они - я успокаивалась. Мне нужен был этот звук. Я дожидалась его девять месяцев.
Меня выписали и привезли обратно на остров. Сына мы похоронили, как положено. А Коля после этого замкнулся совсем. Пил тихо, но очень много. И все время обвинял меня в смерти нашего мальчика. Припоминал. Чего только не сочинял он обо мне. А ведь я не виновата! Я очень берегла себя. Ни разу не болела, питалась хорошо и уж тем более не курила и не пила. Терпела я его. Любила. Знала, что все пройдет. Он переболеет этим горем и мы заживем, как раньше…
Вспомнила я, когда все пошло под откос.
Вмешался Шлёпа. Коля мой в очередной раз напился, но впервые он стал шуметь и распускать руки. Он меня тогда сильно избил. Когда Шлёпа узнал об этом, он залетел к нам домой, отметелил Колю и вышвырнул на улицу. После этого я его не видела. Коля сбежал, оставил меня, не выдержал. Я ждала его, но он не вернулся. Позже, Шлёпа сказал, что мой муж сгорел от цирроза за эту пару месяцев. Загнулся в канаве, в куче собственного дерьма.
Мне тогда башку снесло окончательно. Начался забег в ширину, проверка нервов на прочность. Стала ненавидеть всех на свете мужиков и решила им мстить. У меня же появился цепной пес - Шлёпа. Я ходила, как царевна, а он, как серый волк - сторож мой. Если мне хоть кто-то, хоть что-то недоброе скажет, или ни дай Бог обзовет, решит приударить и вообще, даже посмотреть на меня - один мой щелчок, и Шлёпа тут как тут. Вырубит на месте. Если побегут, догонит и вырубит, изуродует даже если настроение плохое или сильно пьяный. А чаще всего, его ни о чем просить и не надо было. Ему нужен был только малейший повод. Вот вам пример. Однажды в баре парень какой-то не местный стал за мной ухаживать, не знал кто я такая. Пивом угостил, танцевать приглашал. Я не пошла, конечно, знала, что не по пути нам, вот и все. Я смотрела на него и только твердила ему: парень беги, беги от меня подальше. А он не слушал. Понравилась я ему сильно. Он ведь и не сделал ничего плохого, но Шлепе доложили, будто меня чуть ли не насилуют там. Глаза и уши у Шлепы везде были. Он приехал и как давай этого парня бить. Без остановки. Уронил на пол, на голове прыгал, и от этой казни он испытывал чуть ли не сексуальное удовольствие. Жалко парня. Красивый был, душевный. Шлепу боялись, как огня. Отмороженный потому что. А я наслаждалась жизнью, как мне тогда казалось. На самом же деле, искала жертв. Я пела песни в караоке, а люди исчезали без вести. Такой сложился у нас с ним дуэт. Как итог: спилась, истаскалась, стала похожа на мятую оберточную бумагу из-под рыбы. Тогда, наконец, поняла, что ударилась жопой о дно.
Спасение нашлось. О, как это ужасно звучит! Спасение ценой чего? Мама повесилась. Не выдержала обстановки вокруг нас. Мы все катились тогда в бездну. Это и довело ее до ручки. Так она решила убежать. Оставила папу одного с трудным подростком и грудным младенцем на руках. Он не справлялся, конечно, работал, надо ведь как-то жить. Нонку дома было не найти, а Лерка, как беспризорник осталась. Как Маугли. Что на полу найдет, то и поест. Мне мамина смерть, как обухом по голове ударила. Я взяла все в свои дрожащие от перепоя руки и полностью отдала себя папе и сестрам. Так, потихоньку пришла в себя. Я погрузилась в быт с головой и была очень благодарна такой возможности, Наверное потому, что так я могла реализоваться. Пристроить куда-то амбиции матери и жены. Раз уж мне не суждено было сделать это в своей семье. Я начала новую жизнь, но оторванный кусок моего сердца в виде Коли и сына, болеть не переставал. Сейчас тоже болит.

НОНКА. Я мелкая была, когда Шлёпа стал бывать у нас в доме. И тогда, нравился он мне больше, чем отец. Иринка с нами уже не жила, а у папы с мамой тогда как раз родилась Лерка. Не до меня было. В то время я стала замкнутым подростком. Очень тихой девочкой. Но вот Шлёпа, он дружил со мной, как с родной. Веселил меня, заступался всегда, придумывал мне клички смешные - Нонка-лимонка, Нонка-самогонка. А когда мне было шестнадцать лет, я увидела, какой он на самом деле крутой. Ну правда! Он дерется, как Жан Клод Ван Дам Терминатор, только по-настоящему, а не в кино. Тогда мне стало ясно, какой мне нужен жених. Такой же крутой, но молодой и красивый. Шлёпа некрасивый. Мне необходимо было стать девченкой, которые нравятся таким мужикам.
Пример перед моими глазами был. Иринка. Она была звездой тогда. Ну, я и подсмотрела в каком виде она в клуб ходит, выпросила шмоток у нее немножко, у подружек ее немножко, причипурилась, волосы начесала, ваты в лифчик напихала - ну бикса! Дура, конечно же дура… Но тогда, мне казалось, что я наконец-то зажила. Какая к черту учеба! Я молодая, красивая девка. Парни мне все заборы пометили. Перед моими ногами все, что хочешь. И мне их не нужно было даже раздвигать. Я звезда! Только вот принца, рыцаря в сверкающих доспехах среди моих ухажеров, как на зло, не было. Обычные все. А я ждала того самого, которого я себе придумала, но... однажды все мои подружки уже лишились девственности. А я нет! Конечно, они стали меня уже конкретно травить за это. Понятное дело, что срочно надо было брать кого-нибудь уже, если рыцаря нет. Благо, было из кого выбрать.
Взяла я Костю. Ничего был. Обычный, конечно, но симпатичный, с пацанами двигался, по понятиям жил, с ментами дел не имел. Любил меня сильно. Ладно, подумала, пусть будет Костя. Ну, короче, мы стали с ним встречаться. Гуляли, целовались, но я с ним не спала еще очень долго. Решиться не могла. Он не торопил, а вот подружки наседали и наседали на меня. И Уже когда с ними стало и поговорить не о чем, кроме как про потрахаться, я решилась. Пора! Надо все же иметь свое мнение на этот счет.
Костя, он меня очень сильно любил. Очень сильно. А я хотела потерять девственность, только и всего и я это получила. Получила то, что хотела и сказала Косте, что мы расстаемся. Дура я, конечно же дура. Но и Костя хорош. Его такой вариант не устраивал. Он все равно продолжил за мной бегать. Я хотела по-хорошему, но по-хорошему он не понимал. Тогда я попробовала быть плохой, чтоб его отвернуло от меня. Смешивала его с грязью у всех на глазах. Говорила, что у него причиндал мизерный и вообще работает хреново. На самом деле нормальный причиндал, но эта байка разлетелась, и его стали чморить все, кому не лень. И это не помогло! Не обиделся на меня. Я уже стала других пацанов просить, чтобы ходили со мной везде, как будто они мои. Бесполезно. Негде было спрятаться от Кости. Бегал, успокоиться не мог, сильно любил. А я ему зла то не хотела. Хотела, чтобы просто отстал. Он же парень то хороший.
Дошло до того, что однажды ночью, Костя меня похитил. Подкараулил после клуба, набросил на меня мешок из-под муки, закинул на плечо и притащил в свою квартиру. Помню, швырнул меня в кресло, примотал скотчем к спинке. Глаза стеклянные, бешеные и улыбка, очень страшная такая улыбка. Широкая и ненастоящая. Оказалось, он сторчался из-за неразделенной любви. Не знаю под чем он тогда был, но был он не с пустыми руками, а с сюрпризом - с ножом. Позвать на помощь я не могла. Костя сказал, что убьет, если буду кричать. А если я сейчас не соглашусь выйти за него замуж, он и себя и меня убьет. И улыбался все. Очень страшно улыбался. Вот такой вот милый вечерочек. На мое счастье, не знаю как, но нас отыскал Шлёпа. Он залез в окно, тихо, как ниндзя, только по-настоящему, и Костю вырубил. С ноги так. Кия! С вертушки как-то. Очень круто.
Костя в себя пришел, испугался, понял, кто напротив него сидит. Улыбаться, правда не переставал. Дурь эта действовала, наверное. Шлёпа ему все пояснил и потом меня спрашивает: что, ты, Нонка хочешь? Чем этот дебил может вину искупить? А меня трясет всю, я реву и смотрю, как Костя улыбается. Мне страшно, как чертовщина какая-то будто творится. Не знала я, что взять с него, и не хотела даже, попросила только, чтобы он улыбаться перестал. Просто убрал эту жуткую улыбку со своего лица. Тогда Шлёпа и выбил ему зубы, все до одного. Долго бил, старательно, с наслаждением. Напоследок ногой так заехал, что у Кости аж челюсть повисла.
Я не этого хотела!!! Не этого!!! Что я неправильно сказала? Такого ужаса я никогда не видела. И уж тем более не желала! Я впала истерику. Шлёпа позвонил куда-то, Костю своим пацанам отдал, сам со мной там остался. На колени меня так усадил, как маленькую, голову мою на грудь себе положил, успокаивал и песенку мне пел:

Нонка-лимонка, Нонка-самогонка,

Нонка успокойся, ничего не бойся.

Я тебя спасу, рыло всем снесу.

Баю-баю-баю-бай. Сопли тут не распускай.

Сочинял. Знать бы тогда, сколько горя этот человек принес в наш дом под видом спасителя. Знать бы тогда.
ЛЕРКА. Я уже хорошо слышала все слова. Они были смешные. Но какие-то странные. А какие-то и страшные. Я не понимала, что они значат, но когда повторяла их, все радовались. Я научилась говорить “Ма-ма”. Я узнала это слово от красивой тети с длинными, черными волосами из которой я кушала. Когда она услышала от меня это слово, она прибежала с криками и стала кружить меня и смеяться. Я тоже смеялась. Потом собралось много человек. Я их знала. Они всегда ходили по дому, заглядывали ко мне в манеж, неправильно говорили слова и корчили рожицы. Тетя с черными волосами посадила меня на пол, а все уселись вокруг меня. Тетя тыкала в себя пальцем и просила повторить “Ма-ма”. Я повторила, и все засмеялись и захлопали. Смешно. Потом, дядя с колючим лицом, попросил сказать “Па-па”. Это было легко, почти, как “Ма-ма” Я сказала. Опять все захлопали, а дядя стал чесать глаза. Потом он ткнул пальцем в тетю с ногами в клеточку и попросил повторить “Нон-ка”. У меня получилось! А тетя, от которой не вкусно пахло, пробурчала “И-ра”. И я ей в ответ - “И-ра”. Я поняла! Это они так называются! Мама, Папа, Ира, Нонка! Вот почему они так радуются! Это я про них слова говорю!
Я тогда захотела сказать им слово такое, но я его сказать не умела, могла только показать. Так папа маме говорил. Он еще так наклонял голову в сторону и рот длинным делал, а потом этот рот прикладывал ко рту или к остальному маминому лицу. Я его знала, но язык не слушался. Я махала вместо этого руками и кричала, думала, может рот сам догадается и скажет это ваше “Люблю”. Я их потому что так же всех. Ртом к лицу. Сильно-сильно. Я решила, что обязательно научусь это говорить. Но потом. А тогда, у меня было еще, чем их посмешить. Я выучила слова которые они постоянно говорили. Я крикнула “Бять”. Они все сначала открыли рты, но потом как начали смеяться! Странно, когда я говорила “Бять” - они смеялись, а когда сами говорили “Бять” то всегда злые были и только “Бять” да “Бять”. Непонятно. А еще я сказала, что человек, который с нами живет, но не говорит, называется “Бака”. Папа сказал, что я не правильно говорю, а правильно “Со-ба-ка”, но все равно очень радовался. А вот еще одно слово, они это слово тоже любили говорить, держите: “шле-па”... Почему-то никому не стало тогда весело. Все стали уходить. Мама взяла меня на ручки и посадила в манеж. И, когда несла меня, все шептала: шлепа - бее, шлепа - плохо, фуу. Ну ладно.
А еще, мне было весело, когда все ходили по дому, смеялись и обнимались. Все говорили постоянно “Навагод-навагод”. Ко мне в манеж тогда заглянул такой дядя некрасивый. У него были куски белой собаки на лице и весь он был красный. Я испугалась и заплакала. Но он дал мне шарик и я перестала плакать. А мама сказала, что дядя некрасивый, но хороший. За окошком было громко и все кричали “Ура, сают, ура, сают”. Всем нравилось и за окошком было светло. Везде на полу лежали такие штуки, как будто из окошка сделаны, я с ними любила играть. Их можно было катать по манежу, а когда они стукались, они разговаривали. Около манежа тогда стояла зеленая собака без лап и глаз. Она блестела и была очень пахлая. Это очень хорошо когда Навагод.
А потом мама перестала заглядывать ко мне в манеж. Я ее звала, а она не приходила. Приходила только собака и смотрела, как я плакала. И вообще никто не заглядывал. Но потом, вместо мамы стала заглядывать Ира. Но от нее уже вкусно пахло. И все стали заглядывать, когда Ира появилась. Я из Иры не кушала. Она давала мне кушать из такой же штуки, которыми я играла в навагод. Только на ней еще была такая… ну, почти как та, которой мне мама давала кушать. Только холодная. Это не вкусно было. Я не хотела. Но потом мне стало больно здесь (показывает на живот) и я плакала. Я тогда покушала и уже не больно стало. И тепло было от Иры. Я подумала, что Ира теперь называется не Ира, а мама. Я даже сказала ей “мама”. Но она сказала, что она не мама, а Ира. А мама ушла. Я поняла. Ира.
А потом у нас снова был навагод! Но какой-то не такой. Без зеленой собаки, страшного дяди. И все были невеселые. Я даже подумала, что может быть он и не навагод, но тут я услышала саюты! Они были не только за окошком, но и прямо у нас дома. Их делал папа. Он у меня такой хороший! Он знал, что я люблю саюты и сам их сделал! Их было так много, что даже окошко убежало со своего места и разлетелось на много маленьких окошек. Эти маленькие окошки немного потанцевали в воздухе и прилетели ко мне в манеж. Я разглядывала их, они были красивые. Когда много окошек много и красоты. Мне было весело. Но все бегали по дому и говорили: “бять”, “бять”, “бять”. И за окошком кричали: “бять”, “бять” и “шлепа”, “шлепа”, “шлепа”. Я захотела сказать, что неправильно они кричат! Надо кричать “Ура, сают”! Я собралась тогда показать им, как надо кричать правильно. Я заставила рот сказать это слово. И у меня получилось! Я закричала: “Сают, сают, сают”...
А потом был еще один сают, и я тогда очень быстро уснула.

СЦЕНА ВТОРАЯ

Дом. Дочери лежат на полу. Ружье лежит на столе. Шлёпа сидит за столом.

 Входит Павел. Ставит лопату в угол. Бросает на пол два мусорных мешка. Мешки гремят как дрова. Павел оборачивается, видит дочерей, долго смотрит и молчит.

ПАВЕЛ. Рассказал?
ШЛЁПА. Рассказал.
ПАВЕЛ. Поверили?
ШЛЁПА. Как видишь…
ПАВЕЛ. Трепло ты.
ШЛЁПА. Ну да. Не сдержался.
ПАВЕЛ. Зачем тебе это? Тебя твои привидения допекли, с ними мы разобрались. Меня мои не беспокоят. Моих я люблю. Мне с ними хорошо.
ШЛЁПА. Еще бы тебе было нехорошо. Твои привидения другого сорта, ты их не убивал. Твои хорошие, еще и родные. Кстати, что за слово дурацкое “Привидения”?
ПАВЕЛ. Привидения, при-ви-де-ни-я… Нормальное слово.
ШЛЁПА. Тебе не кажется, что оно не точное какое-то? Суть не передает. Привиделось типа, разве это правильно?
ПАВЕЛ. Ну, тот, кто придумал это слово вряд ли знал, о чем говорит.
ШЛЁПА. Не вполне прочувствовал, как будто… н-да.

С улицы слышны выстрелы.

ПАВЕЛ. Тебе просто надо было дождаться меня молча. Я свою часть работы выполнил, а ты провалил.
ШЛЁПА. Это очень нетипично для нашего дуэта.
ПАВЕЛ. Что сложного, просто подержать язык за зубами? Чучело ты огородное.
ШЛЁПА. Паша, это было невозможно. Они меня разговорили.
ПАВЕЛ. Я тебе помог, а ты меня топишь. А ведь я мог просто сдать тебя.
ШЛЁПА. Они залезли ко мне в душу. Ты не представляешь, как трудно с этим бороться. Они меня даже обняли, прикинь? Меня, думаешь когда в последний раз кто-то обнимал?
ПАВЕЛ. Никогда?
ШЛЁПА. Да! Никогда меня никто не обнимал! По своей воле. А с ними мы тут так разговорились, поплакали даже. Короче - чары все это. Они у тебя жутко обаятельные девочки.
ПАВЕЛ. Это не то слово! Мои девочки. Только вот они сейчас очухаются и начнется: папа, ты козел, папа ты психопат, отпусти нас, отпусти на материк. Только теперь мне им сказать будет нечего на этот счет. Они сейчас закидают меня аргументами. Как решать будешь?
ШЛЁПА. Никак не буду. Отпустишь их и все. Пора уже.
ПАВЕЛ. Что я буду делать без них? Нет, нельзя.
ШЛЁПА. Это очень эгоистично с твоей стороны, Паша. Ты думаешь только о том, как одиноко будет тебе. Это не по родительски как-то даже.
ПАВЕЛ. Какое вообще тебе до этого дело? Живу я с ними и живу, тебе то, что с того?
ШЛЁПА. Да потому, что опять, Паша, то же самое все. Тебе нормально живется, а мне тяжело. Не справедливо это. Надо, чтобы поровну у всех было. О, кажется Ирка в себя приходит.

Ирина открывает глаза, встает. Видит мешки с костями.

ИРИНА. (Павлу) Все-таки ты нас кинул. Тебя послали, чтобы позвать на помощь нам, а ты решил помочь ему. Нормально так. Ну ничего. Это очень хорошо, что так все получилось. В голове теперь такая ясность.
ПАВЕЛ. Ир, послушай меня, пожалуйста.
ИРИНА. Не надо, не говори ничего. Что ты еще можешь мне сказать? Я и так уже все знаю. Все знаю.

Ирина будит Лерку и Нонку. Они приходят в себя.

НОНКА.(держится за грудь) А схватить пулю, оказывается неприятно. Такое чувство в груди, будто кирпич проглотила.
ШЛЁПА. Да, ужасно больно. Особенно из ружья. Но, извините меня, я не ради удовольствия это сделал!
НОНКА. Ну что ты, не извиняйся, я тебе за это даже спасибо скажу! Отрезвляет моментально. Ты нам глаза открыл. Все в сборе?
ЛЕРКА. О, папуля, ты пришел. Привет.

Дочери снимают шкуры со стен, подходят к Павлу.

ИРИНА. Мы, папа, тебя любим и ценим, но тут открылись новые обстоятельства.
НОНКА. О да, какая богатая на воспоминания ночь!
ИРИНА. А ты, Шлёпа, конечно редкий ублюдок. Такие, наверное раз в сто лет рождаются. Тебя в зоопарке надо туристам показывать, как уникальный экспонат.
ШЛЁПА. Приму за комплиментик.
ЛЕРКА. Шлёпа фуу!
НОНКА. Да, сатана настоящий. Не могу по-другому назвать. Но тебе мы сегодня уделили достаточно внимания. Сейчас нам надо решить вопрос с папой.
ШЛЁПА. Девочки, только давайте, как можно легче. Папа старенький уже, надо осторожней.
НОНКА. Вот, что мы с девочками хотели бы тебе, Пал Георгич, сказать.

Дочери валят Павла на пол и от души хлещут его шкурами. Шлёпа сначала с интересом наблюдает за этим, потом оттаскивает дочерей от Павла.

ШЛЁПА. Ну все, все. Отвели душу и хватит.
ИРИНА. Как ты мог допустить это?
НОНКА. Монстр.
ЛЕРКА. Мама умерла из-за тебя!
НОНКА. Ссыкло.
ИРИНА. И мы.
ЛЕРКА. И собака!
НОНКА. А ты жив. Один единственный остался жив. Но тебе и этого мало! Столько лет ты держишь нас в плену.
ИРИНА. Настоящий псих и настоящее чудовище здесь только ты.
ПАВЕЛ. Почему вы на меня решили всех собак спустить? Ведь не я убил вас!
ИРИНА. Ты убил, чужими руками, но ты!
ПАВЕЛ. Вы погибли случайно!
НОНКА. Чисто случайно по нашему дому открыли огонь люди, чьих родственников вы закопали на острове. Никакой закономерности тут, конечно, не просматривается.
ПАВЕЛ. Люди, которые стреляли по нам, искали здесь Шлепу, а не меня или вас! Шлёпа довел ситуацию до предела. Спрашивайте с него.
ШЛЁПА. Конечно, давайте я буду за все отвечать! Ты, как обычно, Павлик!
ИРИНА. Ты, как ребенок обоссавшийся. (кривляется) Этя не я, оно сямо! А до самоубийства маму довел, наверное тоже он, а не ты? Ты тут опять не при чем?
ПАВЕЛ. Это сложная история, мама была нездорова.
ИРИНА. Ты впустил этого страшного человека в наш дом и в нашу жизнь! И вся ответственность лежит на тебе и только на тебе!

За окном слышны выстрелы.

НОНКА. Ты отпустишь нас прямо сейчас. Откопаешь нас и отправишь на материк.
ПАВЕЛ. Нет, я вас не отпущу. Никто никуда отсюда не уедет.
НОНКА. Если ты нас не отпустишь - мы тебя доведем до белого каления. Измучим так же, как Шлепины приведения измучили его. Мы больше не сможем быть для тебя хорошими и жить вместе с тобой. По крайней мере здесь, на острове.
ПАВЕЛ. Я решаю, как и где мы будем жить. Вы же ничего без меня не можете.
НОНКА. Я тебе обещаю, Папа, что мы устроим тебе ад. Ты каждый божий день будешь жалеть о том что мы здесь. И в конце концов ты этого не выдержишь, ты отпустишь нас. Так зачем тянуть? Откопай нас и освободи. Живи дальше, как хочешь. Но без нас.
ПАВЕЛ. А знаете что, я не скажу, где вы. Не скажу и все. Не помню. Вот не помню, представляете?
НОНКА. Не прикидывайся.
ПАВЕЛ. Вылетело из головы напрочь.
ШЛЁПА. Девочки, я, к сожалению не помогу, я вообще не видел. В тот момент улепетывал с острова, как ошпаренный.
НОНКА. Тебя никто не спрашивает.
ПАВЕЛ. Вы меня не заставите!
ИРИНА. Я тебе покажу, где копать.
ПАВЕЛ. Чего?
НОНКА. Ты знаешь?
ШЛЁПА. Держись, Паша.
ИРИНА. Знаю. Стоило и самим догадаться. После обстрела, Папе нужно было скрыться, как можно скорее.
ПАВЕЛ. Что ты этим собираешься сказать?
ИРИНА. То, что организовать пышные похороны со всеми почестями и в специально отведенном для этого месте, времени у тебя не было.
ПАВЕЛ. Откуда тебе знать на что у меня было время, а на что не было!
ИРИНА. Мы не можем покинуть этот дом. Не только остров, а сам дом. Его пределы. Но, да, может быть это все звучит как домыслы. А то, что я вспомнила, пока мы сейчас были в отключке, не даст тебе, папа, шансов отделаться от нас. В тот день когда мы умерли, я пару раз приходила в себя, после того, как получила пулю. Не сразу ушла с концами. Кстати, это тебе к размышлению, папа. Меня еще можно было спасти. Но ты, в панике, метался, как сраный кот в амбаре и думал, как спасти свою шкуру поскорее. И именно поэтому… А я повторяю, я это видела. Ты спустил нас в подвал и закопал прямо здесь. Девочки, в подвал вам папа разрешал спускаться?
НОНКА. Нет.(пауза, Павлу) Быстро взял лопату и пошел в подвал копать! Девочки, собирайте вещи.
ПАВЕЛ. Вас там нет! Как в это все вы можете поверить?
НОНКА. Мне теперь сложнее поверить во что-то хорошее о тебе.

Лерка берет ружье, целится в отца.

ЛЕРКА. Иди копай в подвал!
ПАВЕЛ. Ангелочек мой, ты понимаешь, что ты делаешь? Ты идешь с оружием на отца.
ЛЕРКА. Быстренько!
ПАВЕЛ. Глазам не верю. Ну, хорошо. Хорошо! Проваливайте. Пусть будет так, как вы хотите.

Павел берет лопату, спускается в подвал. Лерка держит его на прицеле. Ирина и Нонка складывают вещи в сумки.

НОНКА. Когда мы приедем на материк, первое, что я сделаю, это найду Костю и просто, я не знаю. Упаду в ноги к нему. Я буду ползать за ним до тех пор, пока он меня не простит. Заплачу ему за все, что я натворила!
ШЛЁПА. Это ты про беззубика своего говоришь?
НОНКА. Я знаю о нем немного больше, чем ты. Он очень хороший человек. Ему просто не повезло встретить тебя. А вот интересно даже, там, на материке он будет беззубым?
ИРИНА. Правда. Что, если туда попадают такими, как это сказать?
НОНКА. Без следов эксплуатации?
ИРИНА. Да, что, если все шрамы навсегда остаются здесь?
ШЛЁПА. Мечтаешь снова иметь тело шестнадцатилетней школьницы?
НОНКА. Да пошел в ты в задницу, идиот! Это все не имеет значения.
ИРИНА. (Щлепе) Заняться нечем? Иди дружку своему помоги.
НОНКА. На это мне наплевать. Важно, что Костя будет снова юный и красивый. И так же будет любить меня, как тогда. Мы сможем стать с ним счастливыми вместе. Я не отгоню его в этот раз. Он будет моим рыцарем. Теперь-то я знаю, какой рыцарь мне нужен и, что я должна ему взамен. Он будет меня любить, а я жить для него. Знать бы это все сразу. (хватается за плечо) Ай!

Все подбегают к подвалу. Шлёпа берет мусорные мешки, кидает в подвал.

ШЛЁПА. Нашел, что ли, Павлуша?
НОНКА. Ты там давай осторожнее с лопатой то. Родную дочь выкапываешь, а не заначку. Больно вообще-то.
ШЛЕПА. Вот, возьми мешок. Туда все складывай давай. Вот так.
НОНКА. Девочки, представьте, сейчас я стану свободна, я смогу отсюда свалить.
ИРИНА. Ты нас то дождись хотя бы, катер один, сваливать придется вместе.
ШЛЁПА. (Павлу) Ну чего ты, родное сердце, скоро там?

Павел поднимает из подвала мешок. Он гремит как дрова. Нонка заглядывает в него.

НОНКА.(пауза) Какая я красивая… Ну, я пошла что ли?

Нонка подходит к двери, осторожно шагает за порог, выходит.

НОНКА. Как здесь непривычно. Непривычно, но легко. Будто я килограмм на тридцать легче стала. С ума сойти, как хорошо. Я сейчас взлечу! Девочки, вы должны это попробовать.
ИРИНА. Папа, копай дальше. И побыстрей давай. Мы тоже хотим. Поторопись.
ПАВЕЛ. Вы только вдумайтесь, вы торопитесь на тот свет. Но туда ведь невозможно опоздать. Дайте еще немного времени своему отцу. Побудьте со мной еще.
ЛЕРКА. Копай, папуля!
ИРИНА. И мой Коля будет там. Тоже, не избитый нашим несчастьем. Озорной и смешной. Мы с ним все вернем, как было. Теперь я никому не дам вмешаться в нашу жизнь. И наш маленький сын. Он не родился, но ведь он уже был. Жил. Значит живет и там прямо сейчас вместе со своим папой. А скоро будет и со мной. В этот раз я смогу стать мамой и женой.
НОНКА. И мама будет молодая. Она наверное дождаться не может, когда мы приедем.
ЛЕРКА. Я маму так обниму, что она меня отцепить не сможет. И любать ее буду. Долго-долго всегда. А еще я попробую пирожное картошка. Тысячу миллион до неба штук. Я не понимаю, как картошка может быть пирожным. Но я слышала, что это правда. Вот мне и любопытно. А еще я, знаете, что попробую?
ИРИНА. Что?
ЛЕРКА. Целоваться.
НОНКА. Попробуешь, Лерка, обязательно попробуешь. Но не скоро еще, если будет так, как мы думаем.

Шлёпа помогает Павлу вытащить второй мешок.

ШЛЁПА. Ирина Павловна, твой выход, пробуй.

Ирина подходит к двери, шагает за порог.

ИРИНА. Да, наконец-то. Боже мой, как круто. Тепло здесь, и дышать легко. Лерка, ты одна осталась. Все, еще чуть-чуть и мы оставим это место. Знаете, я конечно не хочу так думать, но вдруг мамы там нет? Она же самоубийца. Им туда нельзя вроде.
НОНКА. Там она, точно там, не переживай. Есть ведь разница. Она не по приколу повесилась. Были причины. Мы ее обязательно встретим.
ЛЕРКА. Бог не Тимошка, видит немножко!

Павел достает третий мешок.

ШЛЁПА. (Лерке) Давай, тыковка моя, ступай.
ИРИНА. Я тебя подменю.

Ирина забирает у Лерки ружье. Лерка шагает к двери. Все наблюдают за ней

ЛЕРКА. Я не могу выйти.
НОНКА. Лерка, я понимаю, ты папу жалеешь. Не хочешь его оставлять. Но я обещаю тебе, там будет лучше, ты будешь счастлива, если сделаешь это. Попробуешь то, что ты там задумала. Да хоть что-нибудь попробуешь уже. Ты совсем ничего не успела.
ИРИНА. Всего один шажок и все будет хорошо. Сделай его, не бойся.
ЛЕРКА. Нет, я папу не жалею нисколечки. Я еще как хочу папу оставлять! Я выйти просто не могу. Нога не поднимается.
ИРИНА. Папа, кого ты там достал? Это не Лерка. У тебя там, что, еще кто-то прикопан?
ПАВЕЛ. Людей здесь больше не должно быть…
ШЛЁПА. И я тут никого не оставлял.
НОНКА. Да мне уже плевать, хоть там преступная группировка целая. Сначала нас отпусти, потом разбирайтесь с ними.

С улицы слышен ликующий собачий лай. Павел достает из подвала собачий череп. Девочки подбегают к двери.

ЛЕРКА. Это собака! Это наша собака!
ИРИНА. Слава Богу! Не человек.
НОНКА. Прощай, собака, плыви на свой собачий материк, Хатико привет передавай!
ИРИНА. Так, не отвлекаемся! Папа, продолжай копать!

Лерка, Нонка и Ирина садятся на сумки с вещами.

НОНКА. Шлёпа, это странно, конечно. Феномен ты какой-то. Вроде твоим именем можно саму смерть назвать, но ты пришел и здесь стало как-то поживее, что ли.
ИРИНА. Это правда. Как бы там ни было, а, если бы ты не пришел сегодня, мы бы, так и гнили тут дальше. Не верю, что говорю тебе это, но - спасибо! Заслужил.
ШЛЁПА. Девочки, да я для вас еще не то могу сделать. Обращайтесь.
ИРИНА. О нет, я лучше поцелуюсь с Файкой в засос. Или даже с Шумахером, после того, как он нажрется жуков, чем когда-нибудь обращусь к тебе.
НОНКА. Мы не прощаем тебе ничего, что ты сотворил. Хоть мы и отправляемся в то место где нет горя и печали, все же есть вещи, которые забывать нельзя. Пока! Может еще увидимся. Хотя, какое там увидимся. Нет!
ИРИНА. Точно нет. Тебе там места не найдется.
НОНКА. Только если все жители материка договорятся заковать тебя в колодку и жестко иметь всем населением по три раза в день до скончания времен. Ради такого я тебе пропуск на материк лично добуду.
ЛЕРКА. Что значит иметь?
НОНКА. Обязательно все узнаешь, главное - не торопись.
ИРИНА. Точно так же, как сейчас, мы сидим здесь без света из-за тебя, с твоим приходом в нашу жизнь наступила темнота. Так что прощай.
ШЛЁПА. Хорошо сказано, поэтично даже.
ИРИНА. Тебе, папа, мы тоже ничего не прощаем. Ты не смог жизнь прожить без своего друга, своего подельника - вот, пожалуйста. Теперь вы одни. Наслаждайтесь друг другом.

Павел достает последний мешок.

НОНКА. Ну, что же… В путь. Не поминайте лихом.

 Дочери встают, берут вещи, ключи от катера и выходят за порог.

ПАВЕЛ. Мне очень жаль, доченьки. Я не видел, куда иду. Шел наощупь, как мог. Я вас люблю.

Дочери, не оборачиваются, молча уходят. Павел вылезает из подвала. Садится за стол напротив Шлепы.

ПАВЕЛ. Собрался жить, а взял да помер.
ШЛЁПА. Ты просто устал. Никогда не видел тебя таким уставшим.
ПАВЕЛ. Вроде сплю, как убитый, себя не помню, а просыпаюсь, как будто и не спал совсем.
ШЛЁПА. Еще темнота постоянная. Тяжело это, Паша.
ПАВЕЛ. Я ведь очень сильно сдал именно, когда это все началось.
ШЛЁПА. Я тоже очень устал. Все наладится скоро. Все пройдет, не расстраивайся.
ПАВЕЛ. Я никогда их больше не увижу.
ШЛЁПА. Ты не собираешься на материк? Ты что, бессмертный?
ПАВЕЛ. Помолчи.
ШЛЁПА. Вокруг и так столько желающих с нами поругаться, а мы еще между собой лаяться будем?
ПАВЕЛ. Захлопни свою помойку.
ШЛЁПА. Грубовато, конечно. Мне это все меньше и меньше нравится. Но хорошо, помолчу, раз ты просишь.

Молчание. За окном слышны выстрелы.

ШЛЁПА. Рано или поздно все равно нужно было отпустить их, Паша. Пришлось бы.
ПАВЕЛ. Я думал. Хотел сделать это безболезненно. Легче для меня и для них. Я думал, как сохранить их любовь. И я бы придумал, будь у меня еще немного времени. Но пришел ты…
ШЛЁПА. Ну, кому думать, а кому делать.
ПАВЕЛ. Я не просил тебя ничего делать.
ШЛЁПА. Я подумал, что ты просто из гордости не просишь или из скромности. Вот и решил вмешаться.
ПАВЕЛ. Свои собаки дерутся - чужая не лезь!
ШЛЁПА. Что опять зря, да? Ну, извини, хотел как лучше!
ПАВЕЛ. Как ты мог вообще решать, что для меня лучше? Ты за собой то следить не можешь.
ШЛЁПА. Жизнь, Паша - штука темная, да? Да. Рядом обязательно должен быть верный друг, который поможет и направит.
ПАВЕЛ. Ты называешь себя моим другом?
ШЛЁПА. Конечно, я твой друг, а ты - мой!
ПАВЕЛ. А все, что ты сделал ты называешь помощью?
ШЛЁПА. Да. Когда человек утопает в болоте, он не может выбраться оттуда сам. Такая уж это ловушка. Кто-то обязательно должен протянуть руку.
ПАВЕЛ. Протянул он руку! Теперь мы тут одни. Ты рад?
ШЛЁПА. Честно? Да!

Выстрелы на улице.

ШЛЁПА. Конечно, Паша, я рад. Чем не доволен ты, я понять не могу? Ты видел, как у девочек лица сияли? Хотя бы увидеть их такими счастливыми стоило того, чтобы отпустить. Теперь у них будет жизнь, которую они заслуживают.
ПАВЕЛ. Да, они светились от счастья, убегая от меня. Хороший, видимо, я папаша.
ШЛЁПА. Ты был хреновым папашей. Это да. Но теперь, ты можешь об этом не думать, а наконец-то пожить для себя. Ты свободен.
ПАВЕЛ. Кому нужна такая свобода?
ШЛЁПА. Тебе нужна!
ПАВЕЛ. Не считаешь ли ты меня после этого своим спасителем?
ШЛЁПА. Считаю, конечно. Но не только после этого, а вообще.
ПАВЕЛ. Много ты о себе возомнил. Ты - всего лишь фурункул на заднице и больше ничего. Не надо меня больше спасать. Уходи.
ШЛЁПА. Не уйду. Я не могу тебя оставить. Тебе теперь нужно заново устраивать свою жизнь. Тебе необходима помощь. Я к твоим услугам.
ПАВЕЛ. И жизнь мне тоже никакая больше не нужна.
ШЛЁПА. Пашенька, уныние - это страшный грех.
ПАВЕЛ. Грех… Ну и пусть. Еще одна капля в море.
ШЛЁПА. Перестань, все еще только начинается. Я тебе еще дам понять, что жизнь тебе нужна. Я покажу тебе, какой она может быть!
ПАВЕЛ. Ты добился чего хотел. Оставь меня теперь.
ШЛЁПА. То, как ты ее тратил в последнее время - зрелище очень печальное. Это невыносимо! Наблюдать, как ты убиваешь себя своим прошлым стало уже просто невозможно.
ПАВЕЛ. Так не наблюдай! Свободен!
ШЛЁПА. ТЫ наконец-то свободен. ТЕБЯ теперь никто не сдерживает.
ПАВЕЛ. Не сдерживает от чего? Что ты мне пытаешься внушить?
ШЛЁПА. Пытаюсь внушить, что ты мне нужен, вот что!
ПАВЕЛ. Слабое утешение.
ШЛЁПА. В мире еще столько сволочей, которые спокойно разгуливают по улицам.
ПАВЕЛ. Например, ты и я, да?
ШЛЁПА. Нет, ну что ты такое говоришь, Павел Георгиевич! Ты и я - это совсем другое дело. Ты вспомни какая мы сила вместе с тобой, а?
ПАВЕЛ. Что ты несешь? Какая еще сила? Я - старик, а ты - беглый ЗЭК!
ШЛЁПА. Мы сможем еще послужить людям.
ПАВЕЛ. Я не собираюсь больше иметь с тобой никаких дел.
ШЛЁПА. Но как ты можешь пройти мимо всего, что происходит? Каждый день только и слышно: террористы захватили, студентку расчленили, пьяный за рулем сбил ребенка. Это же надо прекратить!
ПАВЕЛ. Кто ты такой, чтобы в это вмешиваться? Что ты вообще можешь прекратить?
ШЛЁПА. Все могу! Но только вместе с тобой.
ПАВЕЛ. Делай что хочешь. Я не смогу тебя остановить, но я могу не быть соучастником.
ШЛЁПА. Какой-то ты черствый! Ну хорошо. А этот котик, которого выкинули из поезда?
ПАВЕЛ. Кто?
ШЛЁПА. Котик, говорю же.
ПАВЕЛ. Выкинул кто?
ШЛЁПА. Ты вообще не в курсе?
ПАВЕЛ. Не в курсе.
ШЛЁПА. Рыженький котик, кличка смешная такая, не помню уже. Переезжал в поезде жить в другой город. А проводница выкинула его на улицу в мороз. Представь, в тридцать градусов мороза вышвырнуть на улицу бедное животное. А всем сказала, что не при делах. Ходил, говорит какой-то кот по вагону, но выскочил на станции. Сам, говорит, выскочил на станции. Конечно он замерз, маленькое тельце нашли в снегу.
ПАВЕЛ. Котика очень жалко, конечно. Но эту женщину наверняка уже и без тебя наказали.
ШЛЁПА. Чего? От хрена уши это, а не наказание. Ее просто уволили и все.
ПАВЕЛ. Этого мало?
ШЛЁПА. Ну конечно мало!
ПАВЕЛ. Она лишилась работы и вряд ли сможет найти другую. А еще каждый встречный, вроде тебя, будет ей припоминать этот случай. Мне ее жалко. Это очень суровое наказание.
ШЛЁПА. Мера за меру должна быть. Я хочу тоже вышвырнуть ее где-нибудь из поезда.
ПАВЕЛ. Ты больной совсем? Она же человек!
ШЛЁПА. Она уставная мышь. У нее написано где-то в бумажке, что ей делать, и она по этой бумажке живет. Ни головы ни сердца не расходует. Только бумажка!
ПАВЕЛ. Не суди. Отстань от нее. Ты слишком много на нее вешаешь. Странные у тебя порядки, про террористов два слова, а о проводнице умолкнуть не можешь.
ШЛЁПА. Порядок! Вот правильно ты говоришь! Мы вместе с тобой порядок и наведем!
ПАВЕЛ. Мы? Вдвоем? Сможем навести порядок?
ШЛЁПА. Конечно! Как Бэтмэн и Робин. Прикинь в небе фонарь зажжем: “Паша и Шлёпа”!
ПАВЕЛ. (смеется) Паша и Шлёпа! Бэтмэн и Робин. Ну ты мудак, конечно. Тебе десять лет, что ли?
ШЛЁПА. Да, Паша и Шлёпа! Именно в этом порядке, Паша на первом месте, типа главный. Сечёшь, какой почет? Давай!
ПАВЕЛ. Паша и Шлёпа. Паша и Шлёпа… Кстати, а почему “Шлёпа”?
ШЛЁПА. Да, как то прижилось. Разные были. Шлёпа, Ковыль-нога, Джон Сильвер.
ПАВЕЛ. Джон Сильвер как-то очень круто для тебя. Так приличного человека можно назвать, но не тебя.
ШЛЁПА. Это из Пиратов Карибского моря, одноногий капитан. Ну да, красиво звучит потому и не приклеилось. Шлёпа проще. Вот я и Шлёпа. А еще Харей называли.
ПАВЕЛ. Ну харя у тебя, конечно, мерзкая, это правда. Хорошее погоняло.
ШЛЁПА. Нет, не поэтому. Типа Харя, от “Харон”. Это тот тип, который мертвых перевозил на тот свет. Через речку какую-то.
ПАВЕЛ. Стикс.
ШЛЁПА. Не, такого прозвища не было.
ПАВЕЛ. Это речка так называется, кретин.
ШЛЁПА. А, понял. Я не кретин.
ПАВЕЛ. Конечно, кретин.
ШЛЁПА. Хватит! (пауза) Вообще, не глупо придумано. Начитанные люди тут жили.
ПАВЕЛ. Глупо. Это неправильно. Харон перевозил упокоившихся. По обряду похороненных. Вот меня теперь можно было бы так назвать. А ты - Шлёпа.

Выстрелы на улице.

ШЛЁПА. Так, хватит болтать, Паша! Нас ждут великие дела!
ПАВЕЛ. Вот, что тобой движет, оказывается. Возомнил себя супергероем, неуловимым мстителем? Ненормальный ты, Шлёпа.
ШЛЁПА. Кто бы говорил. Как раз я то вполне нормальный. Давай соберем твои вещички и поедем уже отсюда.
ПАВЕЛ. Что ты сказал?
ШЛЁПА. Да так, ничего. Шмотки собирай, говорю.
ПАВЕЛ. Дурной овцы ребенок.
ШЛЁПА. Я не хочу терпеть такие оскорбления, не говори так больше.
ПАВЕЛ. А то что?
ШЛЁПА. Узнаешь.
ПАВЕЛ. Тебе, бесноватое ты создание, больше нечем меня напугать. Мне теперь не за что бояться.
ШЛЁПА. Тем более! И даже теперь ты хочешь дождаться своей смерти здесь? И не попытаешься ничего важного сделать напоследок? Хватит, наконец, обзывать меня!
ПАВЕЛ. Я никуда отсюда не уеду. До конца дней своих.
ШЛЁПА. Тебя это устраивает?
ПАВЕЛ. Устраивает. Я принес много страданий людям. Не хочу принести новые.
ШЛЁПА. Опять остаешься чистеньким, а меня выставляешь чудовищем?
ПАВЕЛ. Если тебе какие-то голоса нашептали, что ты охренеть какой Мессия, вали!
ШЛЁПА. Не записывай меня в чокнутые, Паша. Я сейчас разозлюсь на тебя.
ПАВЕЛ. Я сказал, проваливай.
ШЛЁПА. В чужом глазу…
ПАВЕЛ. До первой психушки.
ШЛЁПА. Ты меня вынуждаешь!
ПАВЕЛ. В добрый час!
ШЛЁПА. Остаешься?
ПАВЕЛ. Остаюсь, а тебе желаю встретить хороших медиков на своем пути.
ШЛЁПА. Решено?
ПАВЕЛ. Решено.
ШЛЁПА. Ну, ладно. Тогда слушай. Я, конечно, поражаюсь тебе, дружочек мой! Ты мог выбрать себе какую угодно жизнь. Богатую, великую, даже счастливую. Все было в твоих силах.
ПАВЕЛ. Что ты такое несешь?
ШЛЁПА. Ты мог навсегда отказаться от горя, а вместо этого ты вернулся сюда и каждый день ковыряешь свои болячки. Изо дня в день, изо дня в день ты прокручиваешь одну и ту же пленку с ужастиком.
ПАВЕЛ. Я не хочу слышать твой сумасшедший бред.
ШЛЁПА. Это не бред, это твоя биография, к сожалению. Каждый день ты ее ворошишь. Просматриваешь вновь и вновь картинки на которых твои застреленные дочери, повешенная жена, люди с оружием за окном. Покойники. Бесконечная стрельба. Зачем ты это делаешь?
ПАВЕЛ. Ты теперь меня хочешь убедить в моем же безумии?
ШЛЁПА. О нет! Ты не безумен. Ума у тебя предостаточно. Характера маловато. Не хватает. Но для этого я и у тебя и есть, к счастью.
ПАВЕЛ. Я устал от тебя!
ШЛЁПА. Эх, Павлуша, с твоим то диагнозом ты мог придумать себя заново.
ПАВЕЛ. Какой к черту диагноз, ты совсем съехал?
ШЛЁПА. Стать большим писателем, например. Представителем богемы. Мог окружить себя мертвыми поэтами и художниками, рассуждать с ними о вечном.
ПАВЕЛ. Замолчи!
ШЛЁПА. Мог бы родиться во всех странах. Мог бы стать даже каким угодно подводным обитателем, но ты выбрал то, что тебя убивает.
ПАВЕЛ. Уходи немедленно!
ШЛЁПА. Выбрал каждый день наказывать себя воспоминаниями.
ПАВЕЛ. Не уйдешь?
ШЛЁПА. Нет! Не в этот раз.
ПАВЕЛ. Значит не хочешь по хорошему…
ШЛЁПА. Когда-то тебе удавалось прогонять меня, но теперь нет.

Павел открывает дверь. С улицы слышны выстрелы.

ПАВЕЛ. Эй, эй, сюда! Вы, там, на улице. Все сюда!
ШЛЁПА. (с сочувствием) Что ты делаешь, Паша?
ПАВЕЛ. Я сдаю тебя местным.
ШЛЁПА. Перестань.
ПАВЕЛ. Одному тебя мне не одолеть. Они помогут. Эй, мы здесь! Скорее сюда!
ШЛЁПА. Ты выглядишь очень жалким…

Павел пробует включить свет. Он не загорается.

ШЛЁПА. Не получается, да?
ПАВЕЛ. Что происходит? Где свет?
ШЛЁПА. Ой, не включается…
ПАВЕЛ. Где хренов свет, а? Что ты сделал с ним?
ШЛЁПА. Я? (смеется) Я ничего со светом не делал. Его здесь и не было.
ПАВЕЛ. Все здесь было, пока ты не пришел. (на улицу) Эй! Вы скоро там или нет?!
ШЛЁПА. Здесь нет электричества уже, дай подумать… а лет десять уже, как здесь нет электричества. Как, впрочем, нет и всего остального. Остров давно стал необитаемым, Паша.
ПАВЕЛ. Я не понимаю и не хочу понимать, что ты такое говоришь.
ШЛЁПА. Его давно населяют одни только лисы. И вот ты еще с недавних пор.
ПАВЕЛ. (кричит) Эй, сюда! Сюда! Он здесь. Это тот, кто вам нужен! Шлёпа здесь. Это чертово отродье прячется у меня. Заберите его.
ШЛЁПА. Не надрывайся, Паша. Это бесполезно!
ПАВЕЛ. Я тебя не слушаю.
ШЛЁПА. Их там нет…
ПАВЕЛ. Это мы увидим сейчас.

Павел срывает со стены рыболовную сеть, пытается поймать Шлепу.

ШЛЁПА. Да прекрати ты уже истерику. Там никого нет. Все это только в твоей голове.
ПАВЕЛ. Не пытайся сделать из меня шизика!
ШЛЁПА. Страшно, да? Страшно принять болезнь? Я понимаю тебя. Но подумай хоть немного, ведь в ней так много плюсов. Просто не сопротивляйся ей.
ПАВЕЛ. Этому не бывать!
ШЛЁПА. Страшно! Но надо, Паша, надо.

Шлёпа хлопает в ладоши. Выстрелы резко обрываются.

ШЛЁПА. Слышишь? Ни-ко-го. Лишь темнота. Темнота…
ПАВЕЛ. Я не больной. Нет, я не больной. Они были со мной.
ШЛЁПА. Кто?
ПАВЕЛ. Ира.
ШЛЁПА. Одну секундочку.(голосом Ирины) Я больше не могу заступаться за тебя, папа, я сдаюсь!
ПАВЕЛ. Она здесь?… Ира, ты здесь? Ира! Они были, были…
ШЛЁПА. (голосом Нонки) Бать, давай просто возьмем ключи от твоего хренова катера и свалим отсюда на материк.
ПАВЕЛ. Они были! Нонка!
ШЛЁПА. (голосом Лерки) Пока, Папуля!

Павел еще раз бросается на Шлепу, промахивается, падает на пол, путается в сети. Плачет. Шлёпа ложится рядом.

ШЛЁПА. Только темнота, Паша. И в этой темноте ты рисуешь. Рисуешь то, что тебя уничтожало. То, что принесло тебе страдания и сделало тебя тем, кто ты есть.
ПАВЕЛ. Кем?
ШЛЁПА. Мне не нравится ни одно из известных названий этого явления.
ПАВЕЛ. Психом?
ШЛЁПА. Ну, да. Обычно говорят так. Люди злые. Но я плюну в лицо и оторву язык каждому, кто тебя так назовет.
ПАВЕЛ. Я не псих, я не псих…
ШЛЁПА. (подпевает) Я военный разведчик.
ПАВЕЛ. Нет, я не псих.
ШЛЁПА. Увы, это так, Пашенька.

Молчание.

ПАВЕЛ. Получается, мне нечего терять?
ШЛЁПА. Конечно! Поэтому, надо, как следует развлечь себя. Иначе какой в этой болезни смысл?
ПАВЕЛ. Да, иначе какой смысл. Раз уж мне нечего терять, я возьму сейчас и убью тебя сам. Вот так я буду развлекаться.
ШЛЁПА. Серьезно? Убьешь друга?
ПАВЕЛ. Ага, возьму и пристрелю. Раз и все! Это будет мой подарок человечеству. Сделаю что-то важное напоследок.
ШЛЁПА. (смеется) Нет, ты меня не убьешь, Паша!
ПАВЕЛ. Это еще почему?
ШЛЁПА. Я тебе слишком дорог.
ПАВЕЛ. Не дороже застарелого геморроя.
ШЛЁПА. Тогда зачем ты меня сегодня спас?
ПАВЕЛ. (пауза) Я устал.
ШЛЁПА. О да, у тебя выдалась непростая неделя. С тех пор как ты сюда вернулся, тебе некогда было даже поспать.
ПАВЕЛ. Что значит вернулся? Я не уезжал с острова!
ШЛЁПА. Уезжал в тюрьму на шестнадцать лет. Скоро тебя и так выпустили бы, но тебе приспичило заняться раскопками.
ПАВЕЛ. Я устал.
ШЛЁПА. Ты бежал из тюрьмы и неделю назад прибыл на остров.
ПАВЕЛ. Я устал.
ШЛЁПА. Днем ты отвозил пассажиров на материк, а ночью выкапывал их. Вот откуда твоя усталость.
ПАВЕЛ. Это ты выкапывал останки!
ШЛЁПА. Да, но твоей лопатой и твоими руками. Почему же еще твоя лопата стояла грязная в углу, а? Все, что я делал, я делал твоими руками.
ПАВЕЛ. Я устал!
ШЛЁПА. К утру конвой придет за тобой!
ПАВЕЛ. Ты решил приписать мне все свои заслуги?
ШЛЁПА. Да сколько можно, Паша! Мои заслуги - твои заслуги. Мои приведения - твои приведения. Мое ранение…

Шлёпа снимает бинт с ноги. Крови нет.

ШЛЁПА. Мое ранение в ляжку - тоже твое ранение в ляжку, после которого ты всю жизнь хромаешь и зовешься Шлепой. Мое погоняло - это твое погоняло. Моя жизнь - твоя жизнь. Шлёпа - это ты. Я - это ты!
ПАВЕЛ. Нет.
ШЛЁПА. Да, милый мой. И все, что тут звучит или происходит - диктуешь ты.
ПАВЕЛ. Я устал.
ШЛЁПА. Это твой мир. Ты решил, что в этом мире твои преступления будут лежать не на тебе, а на некоем Шлепе.
ПАВЕЛ. Я устал.
ШЛЁПА. Это удобно. Это очень очищает совесть.
ПАВЕЛ. Я устал.
ШЛЁПА. Ты выдумал меня, чтобы не нести на своих плечах тот ужас, за который ты в ответе.
ПАВЕЛ. Я устал.
ШЛЁПА. И оставить тебя я не могу. Мы с тобой одно целое.
ПАВЕЛ. Я устал.
ШЛЁПА. Ты - хренов нытик!

Шлёпа бьет Павла по щекам.

ШЛЁПА. Никогда ничего ты без меня не мог! Когда все хорощо - я не нужен, а любая опасность и ты сразу - Шлёпа приди. Не нравится моя компания теперь? Тогда закапывал бы ящики сам. И являлся бы к обидчикам дочерей собственной персоной. Вообще, мог бы сам дать молотком по яйцам трудовику, который трогал тебя за твою мелкую пипирку после уроков. Тогда бы я не появился вообще. Тогда бы мы и не познакомились даже. А теперь ты не можешь без меня. Надо бы это давно уяснить. Всю жизнь я спасаю твою слабонервную задницу. Стоит мне оставить тебя - все идет под откос. И при этом я все равно всегда иду вторым номером. Всегда на втором месте. У тебя на подсосе. Тебе семья, дети, а мне только ублюдки, которых надо наказать.
ПАВЕЛ. Я устал.
ШЛЁПА. Мне это надоело. Ты живешь всегда, а я, когда ты с чем-то не справляешься.
ПАВЕЛ. Я устал.
ШЛЁПА. Мне надоело быть твоей нянькой.
ПАВЕЛ. Я устал.
ШЛЁПА. Не хочешь идти со мной, тогда я пойду один. Я буду главным теперь. Так ведь еще лучше, я теперь просто выкину тебя. Ты бесполезен. Ты не нужен.
ПАВЕЛ. Не трогай меня.
ШЛЁПА. Поздно, Паша. Я пытался договориться с тобой, а теперь я займу твое место. Не буду врать, что это мне в новинку. Я проделывал это. С Зоей, твоей женой.
ПАВЕЛ. Не правда! Зоя ничего не могла знать о тебе.
ШЛЁПА. О нет, ты ошибаешься. Ты охренеть, как ошибаешься. Зоя знала обо мне все. И надо сказать, часто была рада этому знакомству, хоть и не всегда знала, что имеет дело со мной.
ПАВЕЛ. Нет!
ШЛЁПА. Да, я навещал ее в вашей постели. Кстати, тоже именно тогда, когда ты не справлялся! Но за эти твои слабости я тебе благодарен. Единственное, наверно за что можно тебе спасибо сказать.
ПАВЕЛ. Ты не мог!
ШЛЁПА. Спасибо, Паша, спасибо! Но если раньше я позволял себе это баловство лишь иногда, то теперь я прогоняю тебя насовсем. Тебя теперь просто не станет.
ПАВЕЛ. За что так с Зоей? Она ни в чем не виновата.
ШЛЁПА. Я тебя уничтожу, сотру! И побуду хозяином наконец-то. Полноправным начальником. Займу твое место, как много раз занимал его в постели с твоей женой. О, как мы с ней зажигали. Это же было целое искусство.
ПАВЕЛ. Ты не был с ней, ты просто издеваешься надо мной.
ШЛЁПА. Я был с ней чаще, чем ты можешь себе представить. И в последний путь ее проводил тоже я. Она бесконечно жаловалась тебе на то, что ей тяжело жить с двумя разными людьми. Но ты не слушал.
ПАВЕЛ. Она просто была нездорова. Это были ее галлюцинации.
ШЛЁПА. Люди, конечно, странные существа. Им легче обвинить в безумии других, чем признать очевидное.
ПАВЕЛ. Мне очевидно, что ты врешь. Что ты все это выдумываешь, чтобы свести меня с ума. Прекрати это делать!
ШЛЁПА. (голосом Зои) Паша, я люблю тебя, Но тот, второй - Шлёпа, он стал занимать слишком много места. Поначалу я могла это терпеть, но больше я не могу жить с вами двумя. Я надеялась, что ты сумеешь прогнать его, избавиться. Освободить от этого существа меня и наших девочек. Он несет одно только горе в наш дом. Он не нужен нам, но ты продолжаешь кормить его и носить в себе. Ты не хочешь принять ни чью помощь, а полагаешься только на него.
ПАВЕЛ. Хочешь сказать, она понимала, что происходит, а я нет?
ШЛЁПА. Это понимали все, кроме тебя и Лерки. Но Лерке простить можно. А тебе нет. И Зоя тебе этого не простила.
ПАВЕЛ. Это не правда! Это не правда! Я не верю тебе!
ШЛЁПА. (голосом Зои) В конце концов, я решилась. Я ухожу. Другого выхода я найти не смогла. Прощай, мой родной. Мы обязательно будем вместе. И мы будем счастливы. Там. На этой земле ты не освободишься от своего недуга. Невыносимо наблюдать день ото дня, как он поглощает тебя. С тобой настоящим мы уже почти не видимся. И сейчас я не вижу тебя. Ты не здесь, не со мной, но я верю, что ты услышишь эти мои слова. Мне очень жаль, что я не нашла способ помочь тебе. Но и жить с этим я больше не могу. Все наши несчастья из-за него. Он не даст жизни никому, рано или поздно всех настигнет большое горе. За все, что он сделал, завладев тобой. За смерти Коли, Кости и других невинных людей нам будут жестоко мстить, когда все всплывет. Я не смогу быть свидетелем этого нашего несчастья и не смогу пережить это горе, поэтому ухожу сейчас. Я буду ждать тебя там. Мой хороший, мой добрый и нежный муж.

Молчание.

ПАВЕЛ. Это что? Это ее предсмертная записка?
ШЛЁПА. Похоже. Выглядит так. Только она не писала ее. Она диктовала ее мне в лицо. Я мог бы и сразу передать тебе эти слова, но не стал. Я провожал ее в последний путь. А тебе уступил место только когда все решилось. Ты просто увидел Зою уже мертвой, а все, что было до, наблюдал я. Я не мог позволить тебе смотреть на ее мучения, поэтому и не впустил поговорить с ней. Даже в такие моменты я заботился о тебе. И что я получаю взамен?

Павел приобнимает Шлепу за плечо.

ПАВЕЛ. (улыбается) Она будет ждать меня…
ШЛЁПА. Кто?
ПАВЕЛ. Зоя. Она сказала, что будет меня ждать там. Я пойду к ней.
ШЛЁПА. Ты очень горько ошибаешься, мой друг.
ПАВЕЛ. Нет, я ошибался раньше, когда думал, что не нужен ей.
ШЛЁПА. Никто и нигде тебя ждать не будет.
ПАВЕЛ. Твои слова больше ничего не значат.
ШЛЁПА. Опомнись. Даже дочери отвернулись от тебя.
ПАВЕЛ. Это не навсегда.
ШЛЁПА. Я единственный кто у тебя есть.
ПАВЕЛ. Ты больше не удержишь меня. И ничего больше здесь, на этом острове меня не удержит.
ШЛЁПА. Приди в себя!
ПАВЕЛ. Я услышал самое главное. Она меня ждет. Она меня любит. Мне теперь ничего не страшно.
ШЛЁПА. Сядь!
ПАВЕЛ. (смеется) Бедненький. Чувствуешь слабость? Несправедливость? Шлепу бросают… Шлёпа заботился о Паше… Шлепе нужно что-то взамен? Возьми.

Павел показывает фигу. Собирает по дому пакеты с останками.

ШЛЁПА. Ты об этом пожалеешь.
ПАВЕЛ. Я ни о чем больше не буду жалеть. Никогда больше. Это время прошло. Впереди только самое лучшее.
ШЛЁПА. Куда ты собрался, старый ты шизофреник?
ПАВЕЛ. Старый шизофреник собрался на материк.
ШЛЁПА. Безумие. Там на материке все знают, кто ты такой!
ПАВЕЛ. Ни для кого там, не имеет никакого значения, кем я был раньше.
ШЛЁПА. У всех их трагедий твое, а не мое лицо. Тебе снова напинают под зад и ты будешь скулить, как щенок и звать меня на помощь.
ПАВЕЛ. Тебе больше не стоит беспокоиться обо мне. Я в полной безопасности. На материке никто не помнит обид. Там люди не знают горя и сожаления. И я не буду помнить этого. Я пойду туда и тоже стану совершенно новым.
ПАВЕЛ. Но ведь тебе придется умереть для этого, ты же понимаешь, что туда по-другому не попасть?
ПАВЕЛ. Представь себе, я догадался.
ШЛЁПА. Но ты упускаешь главное. Я не позволю тебе умереть!

Шлёпа забирает ружье со стола. Павел легко выбивает ружье из его рук.

ПАВЕЛ. Думаешь я стану тебя спрашивать в этот раз? Мне больше не нужно твое благословение. Ты никто, тебя нет.
ШЛЁПА. Я тебя никуда не отпускаю. Ты не понял? Ты больше ничего не решаешь.
ПАВЕЛ. Я все наконец-то понял. Это мой мир. Здесь все решаю я.
ШЛЁПА. Нет, я теперь главный!
ПАВЕЛ. (смеется) Нет. Ты просто апендицит, который я сейчас удалю. Одно движение, и тебя нет.
ШЛЁПА. За такой гнилой базар можно очень сильно поплатиться.

Павел хватает Шлепу за нос и валит на стол. Шлёпа брыкается.

ПАВЕЛ. Ну, попробуй теперь сделать хоть что-нибудь.
ШЛЁПА. Я тебе сейчас сделаю очень больно, если ты меня не отпустишь.
ПАВЕЛ. Бедненький Шлёпа, злится, но не может собрать силенки в кулак.
ШЛЁПА. Еще как могу и сейчас я тебе это покажу.
ПАВЕЛ. Все, Шлёпа. Это конец. Ты больше не имеешь никакой власти. Ни надо мной, ни над кем на свете. Твоя жизнь сейчас закончится. Ты исчезнешь и больше никто не вспомнит о тебе, словно тебя никогда и не было.

Павел отпускает Щлепу, связывает мешки между собой, обвешивается ими. Открывает дверь. Слышен шум океана. Шлёпа бегает за ним как тень.

ШЛЁПА. Ты выбрал не самый верный способ. Таких туда не берут.
ПАВЕЛ. Еще как берут. Бог не Тимошка… Важны детали, у меня тысяча уважительных причин. Ты - главная из них.
ШЛЁПА. И тебя устраивает такой конец?
ПАВЕЛ. Это еще не конец. Моя жизнь не заканчивается в отличие от твоей.
ШЛЁПА. Они тебя не примут.
ПАВЕЛ. Так думаешь ты, но не я.
ШЛЁПА. Ты к ним не сможешь даже приблизиться.
ПАВЕЛ. Прощай, Шлёпа. Будь ты проклят.
ШЛЁПА. Стой.
ПАВЕЛ. Что еще?
ШЛЁПА. Я тебе запрещаю!
ПАВЕЛ. Никто не может запретить человеку раскаяться. Я знаю, это не избавит от боли всех живущих на этой земле. Но, если это убьет мою боль и еще хоть чью-нибудь, да будет так. Я делаю это во имя жизни. Я готов.
ШЛЁПА. Остановись!
ПАВЕЛ. Теперь я знаю, куда иду. Я выхожу из темноты и иду туда, к моим родным. Теперь мне все видно. Я вижу дорогу.

Павел обматывает себя сетью и выходит из дома. Шлёпа мечется по дому, колотит в закрытые двери.

ШЛЁПА. Стой! Стой! Вернись! Прошу! Пожалуйста! Нет! Не делай этого!

Затемнение.

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Берег океана. Ирина, Нонка и Лерка сидят возле катера, ждут. Земля начинает трястись. Вода прибывает.

ЛЕРКА. Что это? Девочки, мы тонем?
НОНКА. Смотрите! Это наш папа! Он здесь!
ИРИНА. Он смог, он победил!
НОНКА. Заводи мотор!

Ирина заводит катер. Все садятся в него.

ЛЕРКА. Вот он бежит! Папа!
ИРИНА. Скорей сюда! Торопись. Мы не оставим тебя.
НОНКА. Выкинь трость Георгич, оставь ее Шлепе. Ты свободен!
ИРИНА. Скорей, скорей!

Павел взбирается на катер. Стремительно отплывают от берега. Остров уходит под воду. Нонка встает у штурвала.

ЛЕРКА. Папа, теперь мы увидим настоящий свет! Интересно какой он.
ПАВЕЛ. Ты знаешь, какой он. Ты всегда его видела.
ЛЕРКА. Но ведь кругом была темнота.
ПАВЕЛ. В это легко поверить, но это не так. Если ты видела меня и сестер, значит ты видела свет.
ЛЕРКА. Все, что видят наши глаза - это и есть свет?
ИРИНА. Да, Лерка. Он никогда не покидает нас. И даже темнота - это не полное его отсутствие.
ПАВЕЛ. Мы просто жили в густой тени этого острова.
ЛЕРКА. Папа смог вывести нас из нее?
ПАВЕЛ. Может и поздно, но да, нам удалось.
ИРИНА. Не поздно. Это был остров всеобщей скорби. Он веками мучил людей, но теперь он ушел под воду и дал дорогу солнцу. Больше никто не попадет в его тень.
ЛЕРКА. Никто, никто на всей земле?
ПАВЕЛ. Никто и никогда больше.
НОНКА. Так и будете философствовать или может уже посмотрите вперед?

Все смотрят вдаль.

ЛЕРКА. Как красиво. Это он?
ИРИНА. Да, я его вижу. Материк.
ПАВЕЛ. Здесь мы будем жить.
ЛЕРКА. Это же мама!
ИРИНА. Мама!
НОНКА. Мама!

Машут руками, зовут маму.

Занавес.

2024 г.

г.Оренбург.